вмятина. Он набил татуировку вокруг шрама, наверное, пытаясь придать ему выразительности или ужаса. Кто, черт возьми, знает, зачем он это сделал, но сейчас его лицо не понравилось бы даже его матери.

Вытащив оружие из тела мужчины, я провожу лезвием по плечу охранника, начисто вытирая с металла кровь, и убираю нож. Я поднимаю охранника и ставлю его перед собой. В нем еще достаточно сил, чтобы стоять на ногах, а я поддерживаю его сзади, несмотря на то, что он на полфута выше меня[9], а весит, вероятно, фунтов на сто[10] больше. Мне приходится его приобнять и повернуть дверную ручку, чтобы затем спрятаться за его спиной.

Дверь открывается, и мы входим внутрь.

– Ты идиот, Робби, – кричит кто-то. – Ты должен стоять на страже, а не курить, черт возьми.

Во время этих слов, будто подобрав удачный момент, моя жертва, Робби, кашляет кровью. Она разбрызгивается перед ним, и всеобщее внимание переключается на красное пятно, расплывающееся на его рубашке.

Я пинаю его вперед, и он падает лицом на пол.

Бум.

Как бомба, которая взорвалась вчера, едва не убив Кору и Аполлона.

Достав свой пистолет, я направляю его на Робби, а моя челюсть сжимается, когда я оглядываю бар. В моих карманах есть еще несколько запасных магазинов, на всякий случай, если мне понадобится много стрелять. С этой толпой не помешает быть более осторожным…

Говорит человек, который только что обеспечил себе кровавый проход в этот бар.

Ну что ж, они не должны забывать, кто я такой, даже когда меня здесь нет.

Большое помещение бара заставлено столами, и на каждом стуле сидит задница Адской гончей. Бармен, видимо, новенький, с широко открытым ртом медленно ставит бутылку, из которой только что наливал алкоголь. Похоже, присутствующие не совсем уверены в том, что им делать. То ли выхватить оружие и стрелять, то ли…

Вероятно, ситуация поставила их в тупик.

Я смотрю на знакомые лица людей, с половиной из которых я вырос, а другой половиной был воспитан. Меня не знают лишь несколько новичков, да и то до этих несчастных ублюдков наверняка доходили слухи.

На мгновение мы все замираем. Они, сидящие на своих местах, и я, с пистолетом, направленным на голову их вышибалы, который лежит на полу с ножевым ранением в живот.

Но внезапно кто-то хлопает в ладоши и встает, проходя в центр помещения. Их лидер, словно спаситель Адских псов, появляется сквозь сигаретный дым и приглушенный свет. И внезапно мое прошлое всплывает из воспоминаний, представ во всей красе.

Мы годами бегали по этому месту так, будто оно принадлежало нам, и у нас было хоть какое-то подобие власти. Но это был тщательно продуманный обман, чтобы удержать нас, и этот обман работал слишком долго.

Аполлон и Джейс тоже были воспитаны в этом клубе человеком, который идет ко мне навстречу.

Я кашляю, понимая, что он без зазрения совести мог бы поднять свой пистолет и застрелить меня, не моргнув и глазом. Он и раньше часто угрожал этим любому, кто готов был в это верить.

– Привет, пап.

Хмурость на его лице я замечаю только по сжатым губам, окаймленным аккуратной бородкой. Он носит черную кожаную куртку, на спине которой изображена воющая трехголовая собака в огне, белую рубашку с воротничком и черные джинсы. Лет через двадцать пять, вероятно, я буду выглядеть как он, и это очень отрезвляющая мысль.

– Что ты делаешь? – спрашивает отец, а я оглядываюсь по сторонам, изображая удивление.

– А, это… Я пришел, чтобы сделать тебе подарок.

– Все на выход, – повышает он голос, хмуря брови. – Сейчас же.

Все резко встают из-за своих столов, и меня впечатляет то, как они стараются подчиниться. Ведь невыполнение этого требования часто заканчивается тем, что пуля попадает человеку в череп, позвоночник или колено. Над большинством всегда берет верх страх, а те, кем не движет страх, либо прошли через слишком многое, либо им на все насрать.

Я не шевелю ни единым мускулом, хотя инстинкт кричит мне повиноваться. Это привычка, от которой мне приходится избавляться в присутствии отца.

Вокруг нас воцаряется тишина, а затем человек, которого я недавно буквально выпотрошил, начинает биться в конвульсиях.

– Он скоро умрет, – взгляд отца перемещается с пистолета в моей руке на лицо. – Хочешь выпить?

– Не очень.

Он хмыкает и отворачивается, направляясь к бару, а я стою там, где стоял, наблюдая за тем, как отец заходит за прилавок. Он заглядывает под него, а затем поднимается с бутылкой пива и откручивает крышку. Ему никогда бы не подошла роль бармена. Он для этого слишком властен, и это видно даже по тому, как манерно он пьет из своей бутылки. За прилавком он кажется неуместным, но больше оттуда не выходит. Наверное, доволен тем, что сохраняет между нами некоторую дистанцию, или просто хочет, чтобы в пределах его досягаемости находился дробовик, спрятанный под прилавком. Отец не уверен в причине, почему я здесь. Даже несмотря на то, что он должен был знать ее. Потому что это его вина.

– Ладно, Вульф, покончим с этим. Ты же знаешь, что мы не занимаемся здесь подобными вещами.

Он имеет в виду этот клуб. Конечно, он предпочел бы устроить этот бардак в «Олимпе» или, что еще хуже, в нашем доме. А поскольку там теперь живет Кора, он ни за что на свете не приблизится к моему дому ближе, чем на милю. Кроме того, мой приход сюда – это самый простой способ убедиться в том, что отец должным образом поступает с предателями. Это сила есть как у него, так и у Кроноса.

У Адских гончих есть все благодаря контрабанде и их жесткому контролю над бизнесом в южной части Ист-Фолс. Они собирают арендную плату, торгуют наркотиками и год за годом привозят в порт несколько девушек-туристок, которые после пропадают. Конечно, их радует, что этого недостаточно, чтобы поднять тревогу или остановить поток отдыхающих на весенних каникулах или семей, приезжающих сюда, потому что, живя на западе, они не имеют доступа к морю. Полиции тоже на это плевать, они заботятся не о пропадающих девушках, а о деньгах, которые наполняют их карманы. Хотя полиция точно знает, куда деваются эти девушки. Сначала в транспортировочный контейнер, а затем на корабль, направляющийся черт знает куда. Иногда это Россия, иногда какая-нибудь восточноевропейская страна. Черт возьми, да из Стамбула они могли бы отправиться в любую точку мира.

Я стискиваю зубы, понимая, что Адские гончие потеряли представление об идеологии,