обе стороны от него, теперь сдвинуты с места и тоже горят. Из двигателя мотоцикла валит дым, шины перекручены, резина деформирована, и запах от него идет просто отвратительный.

В оцепенении я стою посреди парковки и смотрю на пылающий мотоцикл. Я не могу перестать думать о том, что, если бы Аполлон не затащил меня в класс, в момент взрыва мы бы ехали на нем. При этих мыслях я содрогаюсь.

Аполлон хватает меня за руку и уводит как раз в тот момент, когда одна из двух машин вспыхивает. Огонь поднимается выше и перекидывается на другую машину, и так по цепочке. Наружу высыпали студенты, привлеченные суматохой.

Аполлон обнимает меня за плечи, притягивая к себе, и мы проскальзываем с группой студентов в одно из зданий. Мы не останавливаемся, пока он не находит женский туалет. Аполлон проверяет кабинки и, убедившись, что они пусты, запирает за нами дверь.

Я останавливаюсь и смотрю на себя сверху вниз. Рубашка и брюки покрыты кусочками травы и грязи. В наступившей тишине звук в моих ушах стал тише. Но я могу думать только о запахе дыма, исходящем от нас и наполняющем туалет.

– Ты в порядке? – сквозь звон до меня доносится голос Аполлона.

Я качаю головой и дотрагиваюсь до ушей.

– Я думаю, что да.

Аполлон нежно берет меня за подбородок, поворачивая голову сначала в одну, потом в другую сторону, чтобы осмотреть уши.

– Все в порядке. Звенит?

– Да.

Он хмурится и достает свой телефон. После того, как Аполлон отправляет кому-то сообщение, он снова обращает внимание на меня.

– Как голова?

– Хорошо.

– Мы сильно ударились о землю.

Я морщусь, потому что мне кажется, что удар был не таким сильным. Мне кажется, Аполлон просто хотел защитить меня, и его забота заглушает боль.

– Я в порядке, честно.

Конечно, головная боль может возникнуть позже, однако сейчас все, что я чувствую, – это неверие. Может, так проявляется шок?

– Они были нацелены на нас?

Аполлон смотрит на меня, и между его бровями пролегает несколько морщинок.

– Могу предположить, что так.

– Но зачем им взрывать меня, разве они не хотят, чтобы я была целой и невредимой? – я скрещиваю руки на груди, чтобы унять дрожь.

– Отличный вопрос, – он снова проверяет свой телефон, а затем выдыхает. – У тебя может быть сотрясение мозга. Твоя голова…

– Скорее всего, нет, – возражаю я и провожу несколько раз руками по лицу.

Я не могу перестать думать о том, что Аполлон, должно быть, видел то, что должно произойти, и поэтому так быстро среагировал. Я думаю о его сильной хватке на моих руках, о взрыве, который, вероятно, мог убить нас обоих, если бы мы стояли чуть ближе к мотоциклу… или сели на него.

– Ты спас меня.

– Это моя вина, – Аполлон начинает нервно расхаживать около раковин. – Нам не следовало сюда возвращаться. Только не тогда, когда Титаны ищут тебя.

– Мы же не знали, – я отвожу взгляд, имея в виду то, что я этого не знала. – Но… никто ведь не пострадал.

– Только мой мотоцикл и те машины, владельцам которых не повезло припарковаться рядом со мной.

Я едва сдерживаю смех. Это не должно быть смешно, но во мне поднимается что-то похожее на истерику. Видимо, Титаны не валяют дурака, а причиненный ущерб чужой собственности – это всего лишь издержки.

Кто-то дважды стучит, и Аполлон напрягается. Он немедленно заталкивает меня в кабинку для инвалидов и закрывает за мной дверь. Я слышу, как его шаги возвращаются ко входу в туалет, а затем меня окружает тишина, нарушаемая тихим звоном в ушах и бешено колотящимся сердцем. Из-за этого мне трудно расслышать, что происходит снаружи.

Тут дверь в мою кабинку распахивается, и я смотрю на Вульфа. Он быстро осматривает меня от волос до ботинок, а затем притягивает к себе, крепко обнимая.

Всего несколько минут назад я целовалась с его лучшим другом, а теперь держусь за Вульфа так, словно он мой спасательный круг. Прижавшись ухом к его груди, я слышу звук громкого, ровного, но быстрого сердцебиения, и звон в моих ушах затихает. Я притягиваю его к себе еще сильнее, и он следует моему примеру. Мы все крепче сжимаем друг друга в объятиях, пока я наконец не чувствую, что кто-то из нас вот-вот раздавит другого. В таком положении мы стоим еще некоторое время – возможно, слишком долго, но я ничего не могу с собой поделать. Я будто пытаюсь вытянуть утешение прямо из его кожи.

Руки Вульфа медленно гладят меня по спине, и, сделав глубокий вдох, я наконец выдыхаю.

– Я в порядке, – говорю я, отпуская его, и отступаю назад.

Вульф качает головой.

– Они были чертовски близко. Чем ты думал, когда выбрал мотоцикл, Аполлон? – Вульф сжимает мою руку и подводит к раковинам, где стоит Аполлон. – Они почти добрались до вас.

Я высвобождаю руку и беру бумажные полотенца, чтобы вытереть лицо. Мы действительно прошли по грани, и эта грань была весьма тонка. Мы чувствовали это. Моя кожа все еще горячая от взрыва, и кажется странным, что, если не считать грязи и травы на моей одежде, я выгляжу почти невредимой. Будто мы смогли пережить что-то очень травмирующее, но шрамы остались внутри нас.

– Мы никого не заметили, когда приехали. Джейс сейчас разговаривает с шерифом.

Как только я слышу эту фразу, кровь отливает от моего лица, а бумажное полотенце падает из рук, что не остается незамеченным.

– У тебя проблема с копами? – спрашивает Вульф.

– Нет, – вздрагиваю я.

– Ну и отлично, – бормочет Аполлон. – Из тебя дерьмовая лгунья.

– Тебе просто нужно продержаться, пока мы не вернемся домой, – Вульф подходит ко мне сзади, встречаясь со мной взглядом в зеркале. – Ты можешь притвориться, что не слышала, как Аполлон сказал, что ты не умеешь врать?

Я прикусываю губу.

Безразличие.

Эмоция, которую я практиковала всякий раз, когда ходила в бар. Это была маска, которую я всегда надевала, если мне приходилось делать что-то страшное. Возможно, проживая в этом городе, я никогда по-настоящему не снимала ее, но в данный момент мне кажется, что она исчезла. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь дотянуться до этого холодного ощущения. Оно лучше, чем оцепенение. Хитрее.

Аполлон и Вульф обмениваются взглядами, но я не обращаю на них внимания. Возможно, они ожидали, что я стану дрожащей развалиной, но я не такая. Поэтому я отпираю дверь и выхожу наружу. Проходя по коридору, я держу голову высоко поднятой, а эта чертова ледяная маска прочно сидит на моем лице.