– Ясно, – кивнула Николь. – Можно я еще что-то скажу?

– Я тебя слушаю. – Татьяна скрестила руки на впалой груди и облокотилась об стол, ноги предательски дрожали.

– Я хотела сказать про сочинение, помните, вы задавали? Про то, как мы провели каникулы?

– Да, – удивленно кивнула Татьяна.

– Так вот, я подумала. Понимаете, прекрасные принцы никогда не приходят к тем, кто в них не верит. К таким женщинам приходят лишь те, кто только и может, что рассказать про свои каникулы.

Когда за Николь с треском закрылась дверь, Татьяна обрушилась за учительский стол и закрыла глаза руками.

* * *

Третья чашка с громким звоном разбилась об пол. Светлана Фоминична всплеснула руками:

– Да что же ты творишь, деточка! Разве можно посуду бить, кто же мне новую купит? Пенсия у меня не такая большая!

– Отвези меня к маме! – завизжала Николь так громко, что Светлане Фоминичне пришлось закрыть уши руками.

– Так ведь приезжала мать, ты от нее убежала, – прикрикнула она на внучку и попыталась отобрать у той блюдце, которое она схватила со стола. Ну что ты будешь делать! Внучка еще даст фору дочке, когда подрастет. Николь вывернулась и бросила блюдце в стену. То, к счастью, ударившись об ковер и упав на диван, уцелело.

– К маме, я хочу к маме, сейчас же! Вези меня! – затопала ногами Николь, окончательно впадая в истерику.

– Хорошо, хорошо, хорошо! – заголосила Светлана Фоминична. – Только оставь посуду в покое, одевайся, автобус через полчаса, поедем. Но вначале надо позвонить, узнать, не занята ли мама.

– Не звони! – снова завизжала Николь. – Пусть найдет время!

Светлана Фоминична с любовью и жалостью смотрела на маленькую девочку. Та напоминала взъерошенного воробушка: волосы растрепались, юбка помялась, лицо красное, как поздняя малина, зареванное. Она прибежала домой полчаса назад и, задыхаясь, сообщила, что Митю забрали надолго и что его не вернут, пока его мама не сделает дома ремонт. А если она его не сделает, его вообще не вернут!

Светлана Фоминична всплеснула руками и засобиралась к соседке, чтобы предложить свою помощь, но истерика Николь остановила ее на пороге. Та голосила и требовала, чтобы бабка отвезла ее к матери. Светлана Фоминична была уверена, что Анжела не обрадуется такому нежданному визиту. В прошлый раз они расстались нехорошо, дочь уехала, не попрощавшись и так и не повидавшись с Николь. Будет наверняка злиться. Хотя, с другой стороны, это ее дочь, пусть сама с ней и разбирается, в конце концов.

– Пойди умойся, я тебя причешу, и поедем. Что стряслось-то, что тебе мать так срочно понадобилась?

Николь не ответила, снова сгорбилась и ушла в себя. Молча развернулась и направилась в ванную – умываться. Светлана Фоминична вздохнула. Ну что ты будешь делать!

* * *

– Ты этого не сделаешь! – Глафира преградила путь Марку, не давая ему выйти из дома. Его люди наводнили все село пару часов назад и прочесывали километр за километром. Операция была не санкционирована министром, но Марк взял на себя ответственность, чтобы потом выйти победителем из этой битвы.

– Отойди, я просто делаю свою работу, – тихо попросил он.

– Ты убиваешь его отца, Марк, пожалуйста, ради меня! – Она уперлась руками ему в грудь, одновременно притягивая и отталкивая.

– Куда он мог деться? – процедил Марк. – Мы прочесали усадьбу, особняк, больницу, все дома. Если знаешь – скажи мне! Нужно с этим закончить, и мы уедем.

– Если ты не оставишь его в покое, я никуда с тобой не поеду, – медленно, словно отрывая от сердца каждое слово, наконец-то сумела сказать она. Первая фраза далась с трудом, со второй было уже легче. – Ты можешь отозвать своих людей, сказать, что никого не нашли, и уехать. Можешь, Марк.

Она подняла голову, заглядывая ему в глаза.

– Значит, так? – Сделав шаг назад, Марк заложил руки за спину и уставился в упор на женщину, которую полюбил. Впервые в жизни.

– Да, – кивнула Глафира.

– Этот Генрих как там его… тебе дороже меня?

– Не нужно сравнивать. Этот человек много для меня сделал.

– Ок, давай купим ему большой подарок и будем считать, что вы квиты.

– При чем тут подарок, Марк? Я не могу позволить убить его. А если ты арестуешь его сына, ты его убьешь! – Она с трудом пыталась не разреветься.

– Отойди. – Марк сделал шаг в попытке пройти.

– Отзови людей! – снова потребовала Глафира.

– Отойди. И начни собирать вещи, вечером мы уезжаем. Я возьму на себя опеку и полицейских, которые заинтересовались твоей визой. Сегодня утром я уже позвонил в ваш местный участок и сказал, что дело на моем личном контроле. Я помогу тебе выпутаться из всего этого, а могу действительно уйти, – многозначительно сказал он. – И тогда ты будешь решать все свои проблемы самостоятельно. А проблем у тебя больше чем достаточно, Глафира.

Она сделала шаг в сторону и сняла с головы платок, неловко помяла его в руках, потом аккуратно положила на спинку стула и посмотрела в окно.

– Это что, шантаж? – Голос слегка дрогнул.

– Нет, – пожал плечами Марк. – Это разговор двух взрослых людей. Ты должна понимать, что, если ты будешь мне мешать, я не смогу тебе помочь. Ты потеряешь детей, и тебе придется отвечать за убийство.

– Я никуда не поеду, – твердо повторила она, – можешь хоть сейчас бежать и закладывать меня. Только вы все равно ничего не докажете. Это Натали попросила меня улететь вместе с детьми и ее паспортом. Я просто сделала то, что просила сестра. Что было дальше, я не в курсе.

– Не дури. – Марк, уже открывший дверь и готовившийся выйти, остановился и повернулся к Глафире. Ее лицо скрыли тяжелые волосы, он мог видеть лишь розовую щеку и один глаз. Ни намека на слезы.

– Иди, Марк, пожалуйста. Очевидно же, что за эти годы мы стали абсолютно разными. Иди и делай свою работу. Это твой выбор. А я сделала свой.

Развернувшись, Марк молча вышел из дома.

Не двигаясь с места, Глафира смотрела в окно, пока на улице не сгустилась чернота. Казалось, ее можно резать ножом. Развеять мрак, в который снова погрузилась ее жизнь, мог только огонек свечи, которую она зажигала каждый вечер, уложив детей спать. Эта свеча была своеобразным символом надежды, что все когда-нибудь обязательно будет хорошо. Глафира подняла ее с пола и положила в карман платья.

* * *

– На основании чего вы забрали детей? – Анжела Петровна никогда не повышала голос в разговоре с теми, кто был ниже по рангу. Наоборот, говорила очень тихо, вкрадчиво, заставляя других замолкать и внимательно прислушиваться. Легкий присвистывающий звук, с которым она произносила шипящие, делал ее похожей на змею. Огромного удава, завораживающего свою жертву, ласково обнимающего ее, погружающего в сон перед тем, как сомкнуть смертоносные объятия.