Дитрих кивнул то ли ему, то ли своим мыслям, пододвинул к себе лист бумаги и начал писать. Справился он с этим быстро, после чего небрежно подвинул заявление к Карлу и сказал:

— Все на сегодня мои обязательства перед тобой выполнены. Теперь до завтра я не хочу слышать ни про Эггера, ни про кого еще. Я обещал Линде обед и не хочу, чтобы там с нами сидел еще кто-то, пусть даже только в мыслях, моих или ее.

Карл не проникся его увещеванием, напротив — посмотрел чуть снисходительно и выдал:

— Пфф… Считай, что Эггер с вами за одним столиком усядется. Никуда вам от него не деться — слишком сильно Линда влезла во все это, пусть и не по собственному желанию. Лучше уговори ее пойти к нам. Так надежнее будет.

— То есть к нам за столик хочешь еще и ты? — недовольно сказал Дитрих. — Ну уж нет. Нам вполне хватит друг друга.

И он с такой скоростью потащил меня на выход, что едва я успела попрощаться с Карлом, как мы оказались на улице. И почти сразу наткнулись на Эмили. Неужели она здесь все время караулит? Или следила за нами, поэтому и торчит здесь? Вот уж кого я точно не хотела сегодня видеть и разговаривать с ней тоже не хотела. Но она с моим желанием считаться не будет.

— А Штефан? — первым же делом требовательно спросила она. — Где Штефан? Почему его не выпустили до сих пор?

Она вцепилась в мою руку с таким видом, словно собиралась тащить меня назад в Сыск и обменивать на Штефана. Определенно, подругой она меня больше не считала. Нет, я слышала, и не раз, что женская дружба не выдерживает появления интересного объекта противоположного пола, но была уверена, что нас с Эмили это обойдет стороной. Но, увы, может, я и была ей до сих пор дорога, но Штефан явно был дороже.

— Инорита, это так быстро не делается, — ответил Дитрих. — Сначала нужно доказать его непричастность.

— Что там доказывать? — возмутилась она. — Он ничего такого не делал.

— Значит, его проверят и отпустят, — уверенно сказал Дитрих. — Но проверка должна быть полной, чтобы никто не мог его впоследствии упрекнуть, что отпустили лишь из-за недостатка улик. Такое плохо отражается на репутации мага.

Слова он выбрал правильные — Эмили успокоилась и уже не с такой силой сжимала мою руку. Но подозрительность с ее лица не исчезла.

— Вы же из-за него туда ходили? Когда его выпустят?

— Пару дней он там проведет, — ответил Дитрих. — Инорита, вы бы не за нами следили, а собрали бы ему передачу. У него же с собой ни смены белья, ни мыла. Уверен, он это оценит не меньше, чем то, что вы на нас постоянно нападаете. А может, даже и больше.

Эмили окончательно отцепилась от моей руки и стала приставать теперь уже только к Дитриху с вопросами, что и в каких количествах можно передавать. Пожалуй, Штефану от ее заботы теперь не отвертеться. И это хорошо — возможно, они оба оставят нас в покое…

Я думала, Дитрих станет меня спрашивать, почему я не согласилась на предложение Карла, но нет — он как сказал, что все вопросы, касающиеся Сыска, оставляет на завтра, так к ним и не возвращался, считал, что есть и более важные вещи в жизни. Полностью отрешиться от проблем я не могла. Кроме того, меня очень заинтересовали запросы Дитриха, которые он озвучивал при мне Карлу. Получается, мужу тоже не понравилась рыжая Кремер. Что и понятно — он ее видел и составил о ней собственное суждение, основанное на личных наблюдениях. А теперь — и подозревал. Но только в чем? Расспрашивать я не стала. В самом деле, я сегодня вышла замуж, пусть и несколько странно, но вышла, а значит, все остальное должно отойти на второй план. Хотя бы до завтра отойти, если уж на дольше не получится…

Меня не покидало чувство нереальности происходящего. Вот сидит напротив меня инор, ничем особо не примечательный, но в то же время такой обаятельный, такой удивительно родной. И этот инор — мой муж. Еще утром я не думала о замужестве. Мысли были совсем о другом — меня волновало собственное будущее. Сейчас оно тоже волнует, но уже совсем по-другому…

— Богиня, почему я за тебя вышла? — невольно спросила я. — Мы так мало друг друга знаем.

— Потому что это правильно, — уверенно ответил он. Совершенно серьезно сказал, без обычного подшучивания. — Ты и сама это чувствуешь.

Он улыбнулся и отсалютовал мне бокалом белого игристого вина, в котором пузырьки весело играли друг с другом. Мы сидели в маленьком ресторанчике, где я никогда раньше не была. И неудивительно — находился он далеко от центра. Но это не мешало атмосфере быть удивительно уютной, а блюдам — необыкновенно вкусными. Дитрих рассказал, что сам попал сюда случайно, во время одного расследования. И с тех пор иногда заходил, если был подходящий повод что-то отметить. Повар не использовал ни магии, ни экзотических пряностей, лишь свежие продукты и свой талант. Но это не делало еду хуже. Мы уже приступили к десерту, а ощущение праздника не проходило, напротив — лишь усиливалось. И все же оставалась некая недосказанность, которая мне ужасно мешала.

— Наверное, — я не была уверена в правильности принятого утром решения и не пыталась этого скрыть, — ты женился на мне, чтобы избавить от проблем с Сыском?

— Вот еще, — возмутился он. — Более глупой причины для женитьбы и представить нельзя. Если бы я занимался подобной дуростью, то только бы и бегал в храм то жениться, то разводиться. Делать мне больше нечего, что ли? Нет уж, я женился на тебе, потому что…

Он замолчал, а я смотрела на него с жадным любопытством и гадала, что он сейчас скажет.

— Вот ведь, — Дитрих коротко выдохнул, — и не скажешь так, чтобы ты поверила.

Что ему удалось точно — это меня заинтриговать. Мне почему-то подумалось, что речь пойдет о страшных тайнах, интригах, скандалах. Короче говоря, о чем-то таком необычном. Не зря же после смерти наставницы вокруг меня происходят столь странные вещи?

— Говори, а я попробую поверить.

Я замерла и лишь выжидательно на него смотрела. Но Дитрих не выглядел озабоченным или настороженным. Он опять мне улыбнулся, чуть смущенно, и сказал:

— Понимаешь, Линди, когда я тебя увидел, внутри словно что-то щелкнуло — вот та девушка, с которой я хочу прожить всю жизнь. И все остальное стало неважным.

Это было совсем не то, что я ожидала услышать, но это было много, много интереснее. Что мне до каких-то чужих тайн, если для сидящего напротив меня инора самое важное — я? Я поняла, что хочу, чтобы он говорил и говорил, а я слушала и слушала. Но Дитрих сразу замолчал, чем меня ужасно расстроил. Я бы не отказалась узнать о своих мыслимых и немыслимых достоинствах.

— А потом? — намекнула я.

— Что потом? Потом мне пришлось тебя убеждать, что я тоже тот, с кем ты хочешь прожить всю жизнь, — невозмутимо ответил он. — Ведь хочешь?

Я рассмеялась. В тоне Дитриха при всей его внешней уверенности в положительном ответе сквозила маленькая нотка сомнения. Сомнения не в себе, а во мне, в моем чувстве. Наверное, ему тоже казалось, что все произошло слишком быстро. Он смотрел на меня и ждал ответа. Тянуть было нельзя. Не тот это случай, когда чувства укрепляются от небольшой недосказанности. А уж семейную жизнь с этого точно нельзя начинать.