— Ах ты, волчара саблезубая! Да кто же тебя молчать-то заставлял? Думаешь, мне легко было принимать такое решение тогда? Монстра из меня решил сделать? Да я своим детям тоже подобного не желала и не пожелаю никогда. Но на то я и мать, чтобы оберегать ребенка. Кто из нас знал, что в двадцать лет Алька будет довольна устойчива психически? Только окажемся дома, я тебе устрою головомойку. Да обсуди ты со мной все открыто, я бы не настаивала. Сгинь, видеть тебя не хочу.

Мамулечка отвернулась от поцелуев папы, и не шутила. Действительно, не в настроении. Вот вам и сложности семейного быта. Надеюсь, мы с Максом не будем так отмалчиваться.

— Мамуль, папуль, — прошу мужа отпустить меня, и она делает это.

Подхожу к родителям и крепко обнимаю. С их губ срывается всхлип.

— Вы у меня самые лучшие. Вы же хотели для меня счастья. Я не держу на вас зла. Вы мои самые любимые, родные. Не вините себя, прошу.

И пошли и сопли пузырем, и слезы ручьем. Откровения Белозаровых-старших тронули что-то в душе каждого из нас, заставили задуматься о более важных вещах. Например, умении не принимать решения заранее. Минут пять продлились обнимашки. И понеслось.

Идея со свадьбой весной пришлась по вкусу бабуле, и, хлопнув в ладоши, она увела нас в более радостное русло. Мы с любимым отошли чуть в сторонку, чтобы не мешать всем обсуждать грядущее торжество. Свадьба для нас уже прошла, а они пусть планируют все сами. Мы поприсутствуем, так уж и быть, уговорили.

Несколько часов пролетели очень быстро, когда все заняты чем-то увлекательным. Но все веселое однажды заканчивается.

Дверь операционной открывается, и из нее выходит измученный доктор. Неужели…

Алена

Дверь операционной открывается, и из нее выходит измученный доктор. Неужели все закончилось трагедией? Нет, не верю. Такого не может быть. Но и сделать другие выводы по выражению лица мужчины не могу. Крепче цепляюсь за Макса, стараясь сохранить хоть каплю спокойствия. Не выходит. Молчание длится всего минуту, но, кажется, словно прошла целая вечность, прежде чем он начал говорить.

— Мужчина выжил. Состояние стабильно тяжелое. До завтрашнего вечера пробудет в реанимации, если все хорошо, переведем в палату. Ну, и дня через три-четыре отправится боец домой, — глядя на папу, отчитывается волк.

— Но почему так долго? А как же регенерация? — всполошилась я.

Ведь такая долгая реабилитация — это ненормально. У волков все раны заживают быстро, даже страшные. Его же не изранили всего до костей? Нет. Значит, должен за день, максимум за два, восстановиться. Никак не за четыре. Врач явно что-то недоговаривает. Раз так, значит выпытаю. Комочек внутри меня стремится вообще занять главенствующую роль, чтобы схватить мужчину за грудки и ощутимо встряхнуть.

— Пуля задела сердце. В подробности вдаваться не буду, но даже регенерация волка не позволяет быстро регенерировать ткани. Мышечные сокращения слишком частые и резкие, чтобы успевал срастаться больший участок плоти, нежели тот, который рвется. Поэтому и операция длилась дольше обычного. Сейчас мы пробуем медикаментозно снизить частоту сокращения сердечной мышцы. Как только это удастся, волк пойдет на поправку.

Луна, какой же кошмар. Волканов сейчас мучается, ему больно. Понимаю, что мужчине вкололи обезболивающее, сейчас вообще под наркозом, но сердце предательски сжимается, стоит только подумать почему он закрыл нас собой.

Все из-за тяги. Это моя душа не свободна, есть истинный. А он? Насколько знаю, волк свободен. Тут сумятица с нами. Борис видел, как я побежала к Максу, как нуждалась именно в нем, у кого искала силы и поддержки. И тут раздался выстрел. Мужчина пожертвовал собой, чтобы спасти меня, ведь тяга никуда не делась. Смерть могла даровать ему облегчение, а мне — освобождение от неоднозначных чувств, сохранение семьи.

Если все так, тогда это самое глупое решение, которое только можно принять. Хотя, о чем я. За доли секунды невозможно прокрутить столько мыслей в голове и принять подобное решение. Он просто защитил меня. На инстинктах. Не более того.

— У вас все есть? Мы бы хотели обеспечить ему отдельную палату, круглосуточную сиделку на ближайшие дни, — в разговор вступил отец, а я дала мужу понять, что хочу немного отойти в сторону.

Любимый без промедления утащил меня обратно на диванчик.

— Он выкарабкается, слышишь меня?

— Макс, ты сможешь меня простить? За все это, и особенно за трусливое молчание?

Истинный устало вздохнул, и, крепче прижав меня к себе, поцеловал в висок. Похоже, что нет, а если и да, то явно нескоро. Вот так глупо закончилось наше «долго и счастливо». За что ты с нами так, Луна? Это слишком жестоко. И я не о себе сейчас. Вермутов испытал так много страданий за свой век, что совершенно неправильно наказывать его подобным образом. Богиня, даруй ему другую истинную, чтобы он, наконец, стал безгранично счастлив. Прошу.

— Ален, ну, что ты там надумала?

На щеку ложиться большая ладонь, и вытирает слезы. Снова плачу. Ходячая эмоция, а не альфа, вот кто я.

— Я уже тебя простил. Ты моя душа, а с остальным разберемся. Просто пусть свалит этот волк с глаз долой. Да и обсуждать это надо дома. Согласна? Просто знай, мы с тобой счастливы и в один день. Люблю тебя.

— Люблю тебя.

— - — - -

Выходя из больницы, на телефон Жени пришло сообщение от Марьяны. Они приземлились, и не знают куда ехать. Недолго думая, решили отправиться к родителям. Одну комнату Верховному выделят. Моя-то пустует. У нас с мужем есть свое жилье, и ночевать мы будем там, во сколько бы не закончился сегодняшний день.

Подъехав к дому, я немного стушевалась. Не хочу рассказывать при всех об этом происшествии. Ладно любимый муж, но не вся остальная семья. Рассевшись на большой кухне, мама начала суетиться. Полный холодильник резко опустел. И ведь не остановишь ее. На часах начало одиннадцатого ночи. Ну вот кто будет есть мясную подливку, фаршированный перчик и оставшуюся половину запечённой курочки? Лично мне кусок в горло не лезет, настолько волнуюсь.

— Мама, ты чудо, — начал Богдан, — я жутко голодный.

Ошибочка вышла, нашелся тот, кто будет есть. В любой ситуации Дан голоден. Бедная его пара, от плиты вообще не отойдет. Одно время я дразнила брата силитером. Он был высоким и худым, словно кормил глистов, но три года назад он резко набрал массу, и язык не поднимается.

— Точно. В жизни не думал, что нервы — это такие затраты калорий. И ну их, к лешему. Лучше в спортзале лишний час провести, — подхватил Бронька, еще один голодающий. Ну, вы посмотрите на них.

— Кушайте, голодающие, — мама потрепала их по волосам, назвав их так же, как и я.

— А нас? — возмутились Глеб и Стас. — Почему нас не позвали? Бабуля, дедуля, — в дверях появились младшие братья. Как еще без сестер.