Тут все взоры обратились к огромной статуе правосудия, озаренной светом из высоких окон.

Граф между тем продолжал:

— Избегайте его и ради самих себя, милорды, ибо смерть последнего Сен-Клера не останется неотомщенной! На склонах моего родного Элимбоса найдется десять тысяч непокоренных воинов, и еще в семь раз больше, отважных как львы и свободных как орлы, живет в бесчисленных горных долинах Брами, не подчиняясь ни одному монарху, не признавая над собой никаких законов. И когда до этих диких сынов тумана дойдут вести о том, что я умер, что дом их вождя повержен, что имя его и слава попраны, пусть тогда трепещут убийцы, сразившие меня под маской правосудия! Милорды, больше я ничего не скажу. Поступайте, как вам угодно, и пожинайте плоды деяний ваших!

Обвиняемого спросили, может ли он представить свидетелей. Несколько мгновений граф молчал и, казалось, глубоко задумался, но почти сразу поднял голову и сказал твердым голосом:

— Я полагаю, что в этом зале находится человек, который по мере сил хочет мне помочь.

Последовала пауза. Судьи изумленно переглядывались (все, кроме герцога — тот во все время суда хранил обычное свое неколебимое спокойствие). Торжествующая улыбка, проступившая на челе полковника Перси, исчезла без следа, паж побледнел, а на лице самого Сен-Клера отразилось тревожное ожидание. Наконец в плотной и доселе неподвижной массе зрителей началось какое-то шевеление, ряды их медленно расступились, и перед судьями предстал молодой человек, с виду красивый и хорошего происхождения, одетый в офицерский мундир.

— Вы хотите дать показания в пользу обвиняемого? — спросил герцог Веллингтон.

— Да, — отвечал молодой офицер, почтительно кланяясь.

— Назовите ваше имя и род занятий.

— Меня зовут Джон Бутон, я служу в чине корнета в шестьдесят пятом кавалерийском полку, под командованием полковника Перси.

— Расскажите все, что вы знаете об этом деле. Но прежде пусть свидетеля приведут к присяге!

Выполнив положенную процедуру, корнет Бутон приступил к даче показаний. Суть их сводилась к следующему: в ночь накануне того дня, когда был дан приказ атаковать вражеский лагерь, корнет, проведя вечер с приятелем, возвращался к себе в шатер; когда он проходил мимо густой рощи на берегу реки, до него вдруг долетели слова: «Ты подчинишься мне сию же минуту, карлик, или этот клинок вонзится тебе в грудь!»; заглянув меж ветвей, корнет увидел полковника Перси и человека в ливрее, державших мальчика — как полагает корнет, того самого, который сейчас присутствует в суде; мальчик, упав на колени, обещал слушаться их во всем; полковник велел ему идти в лагерь к африканцам и потребовать награду от имени своего хозяина, графа Сен-Клера, за весьма важные сведения о планах наступления, только что принятых на военном совете; мальчик возразил, что не знает дороги, на что полковник отвечал, что проводит его до самой границы лагеря; затем полковник закутался в плащ, который передал ему ребенок, все трое направились прочь и вскоре скрылись из виду.

Едва свидетель закончил свою удивительную речь, полковник Перси, сорвавшись с места, одним прыжком подскочил к судейскому столу.

— Милорды! — воскликнул он громким, взволнованным голосом. Тон его, вместе с пылающими щеками, яростным взглядом и вздувшимися на лбу жилами, указывал на силу обуревающих его чувств. — Милорды, умоляю, не верьте ни одному слову этого лжесвидетеля, этого клятвопреступника! Низкая месть внушила…

Он продолжал говорить, распаляясь все более, но тут герцог Веллингтон потребовал тишины. Судьи начали совещаться вполголоса, так что публике почти ничего не было слышно. В конце концов решили, что показания корнета Бутона не совсем ясны и не позволяют немедленно вынести оправдательный приговор, однако обвиняемому необходимо дать время на сбор дополнительных доказательств. Судьи приготовились уже разойтись, когда в толпе вновь произошло движение. Судебное заседание возобновили, и на свидетельском месте появился наш старый знакомый, мистер С’Дохни. За ним шли шесть человек с носилками, на которых лежал человек в синей лакейской ливрее с серебряным галуном. Лицо его покрывала ужасающая бледность, одежда была вся в свежих пятнах крови.

— Положите его здесь, как полагается, у ног его хозяина, — скомандовал мистер С’Дохни деловито и захлопотал, помогая сгрузить скорбную ношу возле полковника Перси.

— Что это значит, негодяй вы этакий? — спросил тот, побледнев так же сильно, как и умирающий на носилках.

С’Дохни в ответ негромко хмыкнул, словно про себя, и многозначительно кивнул. Вслед за тем он обернулся к герцогу.

— Видите ли, милорд, я нынче утром пошел прогуляться в долину, подышать свежим воздухом. В одном особенно пустынном и тихом месте я вдруг услышал протяжный стон, словно человек, издавший его, был пьян или чем-то недоволен. Я обернулся в ту сторону, откуда донесся звук, и что же я увидел, как не эту падаль, корчившуюся на земле, точно раздавленная змея?.. «Что с тобой такое? — спросил я. — И кто это так тебя отделал, мой красавчик?» — «Полковник Перси, — завопил он. — Ах, отнесите меня в Витрополь, отнесите меня в зал суда! Дайте отомстить проклятому злодею, пока я еще жив!» Можно ли было отказать в столь проникновенной просьбе? К тому же я нежно люблю полковника, а поскольку он юноша необузданный, — молодость, увы, подвержена безумствам, так же как и старость, — то я и решил, что ему будет полезно увидеть предсмертные конвульсии своего бедного слуги. Поэтому я сбегал, нанял носильщиков и доставил раненого сюда, согласно его желанию.

— Что все это значит? — спросил герцог. — Кто этот человек?

— Я несчастное, заблудшее создание, — отвечал Трэверс глухим и дрожащим голосом. — Но если небу угодно даровать мне силы и время для исповеди, я хоть отчасти сниму тяжкий груз с души. Да будет известно всем здесь присутствующим, что граф Сен-Клер совершенно невиновен в преступлении, которое ему приписывают! Предатель — мой господин. Да… но… я не могу продолжать…

Несчастный умолк в полном изнеможении, закрыв глаза и трудно дыша. Всем показалось, что он умирает. Однако ж, когда ему подали стакан воды, Трэверс немного пришел в себя. Приподнявшись на носилках, он попросил дозволения переговорить с графом наедине. Зрителей немедленно удалили из зала. Судьи младшего ранга также отошли к дальней стене, и возле раненого остались только герцог Веллингтон, корнет Бутон и сам Сен-Клер. Злополучный лакей продолжил свою исповедь:

— Милорд, за что полковник Перси вас ненавидит, вам лучше знать. На Олимпийских играх он узнал в вас старинного врага и приказал мне проследить за вами после вручения призов. Я должен был сообщить ему, где вы остановитесь на ночлег. Я незаметно следовал за вами до самой долины Зефира, а потом вернулся к хозяину с докладом. Когда мы вновь пришли туда, вы крепко спали, а у ваших ног спал тот мальчишка. Хозяин прозвал его карликом за чудной наряд, малый рост и неестественно старческую физиономию. Полковник велел привести к нему мальчика. Я так и сделал, а полковник выхватил шпагу и грозился, что убьет его на месте, если тот не даст немедленно клятву подчиняться ему во всем. Мальчишка стал кричать, мол, если он и подчинится, так скорее ради награды, а не из страха. Хозяин сказал, пусть он сам назовет награду; тот ответил, что сделает это, когда узнает, что от него требуется. Полковник Перси первым делом спросил, кто его хозяин. Мальчишка отвечал, что готов раскрыть тайну за пять фунтов, и сразу признался, что вы — граф Сен-Клер. Потом полковник велел ему шпионить за вами, а особенно примечать, не поедете ли вы в замок Клайдсдейл, следовать за вами туда, подслушивать под дверьми, если удастся, и обо всем докладывать ему. Корыстный сопляк обещался сделать все за сотню фунтов. Тогда полковник сказал ему, в какой части города его можно найти, и отпустил восвояси. Примерно через неделю мальчишка прибежал к нам домой, совсем запыхавшись, и попросил, чтобы его пропустили к полковнику. Он сообщил, что вы с леди Эмили задумали сбежать и договорились встретиться в полночь. Хозяин велел ему задержать вас, как только возможно дольше. В одиннадцать мы с ним отправились к замку Клайдсдейл в карете шестерней. На место встречи, в каштановую аллею, мы приехали вскоре после полуночи. Хозяин вышел из экипажа и прошел немного дальше. Скоро он вернулся вместе с леди и усадил ее в карету.