— Ага, — согласился я, и у меня появились некоторые сомнения в этичности происходящего. — Пациенты, мрущие как мухи, будут, безусловно, эмоциональны.

— «Боль в сердце, и в сознании туман…»[152]

— Я понимаю, мистер Китс, — сказал я. — Вы слегка подавлены.

— «Как будто жгучий выпил я дурман и в волнах Леты захлебнулся вдруг», — продолжил он немного резко, как будто раздраженный тем, что я прервал поток его речи.

Эй, я занятой человек, у меня по шесть-десять минут на каждого пациента, просто зовите меня терапевтом из Порлока[153].

— Вероятно, вам хочется «умчаться… на крыльях Поэзии самой», — сказал я, быстро адаптируясь к соответствующему жанру; семейные врачи должны уметь делать подобные вещи.

Он прищурился, украдкой достал ручку и что-то нацарапал.

Я столкнулся с дилеммой. Его меланхолический характер, очевидно, был сущностью его музы. Если вылечить его, я лишу мир великих произведений английской литературы. Общее благо, сказал Пьер в «Войне и мире», — это единственное существующее благо, но иногда даже хорошие врачи обязаны быть плохими.

Будучи, как всегда, бдительным врачом, я заметил лилию у него на лбу и увядающую розу на щеке, поэтому решил, что у нас не так много времени. Значит, это исключало когнитивно-поведенческую терапию и очередь на нее на миллиард лет вперед.

Поэтому я дал ему несколько общих советов, касающихся образа жизни: больше не пить «Иппокрены, что обжигает рот», а «кубок в ожерелье пузырьков мерцающих» должен быть наполнен пепси, не иначе. Почаще выходить на улицу, знакомиться с людьми, стараться не слоняться без дела.

— И нужно больше физической нагрузки, — порекомендовал я, — энергичная получасовая прогулка каждый день. И найдите время нюхать цветы.

— Нюхать цветы? — спросил он со снисходительной ухмылкой. — Вы что, один из этих недалеких прерафаэлитов?

Это проявление духа меня успокоило, но, поскольку он показал склонность к самоповреждению, я назначил ему антидепрессанты и повторный осмотр в ближайшем времени. Совершил ли я преступление, размышлял я. Переживет ли его литературный гений мои неуклюжие биохимические манипуляции?

Через две недели он вернулся.

— Я блуждал одинокий, как туча[154], — улыбнулся он.

Прости меня, Мельпомена, подумал я.

— У меня для тебя важное задание, — сказал Гэндальф. — Темную Башню отгрохали заново, орки плодятся как кролики (у них нет понятия об ответственном контроле рождаемости), хоббиты вынуждены устраиваться на нормальную работу, вместо того чтобы все время валяться пьяными, а стаи сбитых с толку и дезориентированных назгулов обстреливают Нарнию птичьим пометом. Темный Лорд не дремлет, он ищет… Кольцо.

— Какое кольцо? — спросил я.

— Вот это, — ответил Гэндальф, вынимая его из-за моего уха. — На вид ничего так, однако оно развращает владельца, который становится жестоким и циничным. У него начинает вонять изо рта и крошатся ногти.

Он достал трубку и выпустил волшебное кольцо дыма в форме украшенного драгоценными камнями гинекологического зеркала.

— У эльфов есть поговорка, — продолжал он. — «Если вы сомневаетесь, позвоните врачу». Поскольку ты в любом случае уже жесток и циничен, Кольцо не сделает тебя хуже. Его нужно уничтожить, и ты должен отнести его в пламя Роковой горы, которая, к сожалению, находится прямо рядом с Темной Башней. Но ты можешь взять любого верного помощника на свой вкус.

— А можно Лесси[155]? — спросил я.

— Нет проблем, — сказал он, доставая маленькую книжечку с унылым названием «Легкие заклинания для молодого ученика». Появился клуб дыма, и Лесси радостно ворвалась в кабинет, прижалась к моим коленям, лизнула мне руку, затем попыталась укусить кольцо и превратилась в маленького сбитого с толку представителя фармкомпании, который разрыдался, радостно вручил нам несколько рекламных ручек и убежал.

— Почему бы просто не запрыгнуть на одного из больших орлов? — предложил я. — Слетай туда, выброси кольцо, и ты вернешься раньше, чем Темный Лорд успеет сказать: «Галадриэль — дешевая шлюха».

— Увы и ах, — туманно протянул Гэндальф, ловко пряча ручки в карман.

— Хорошо, — решился я. — Избавлю мир от него.

— Семь Фей будут петь тебе дифирамбы, — сказал он, поспешно вставая, чтобы уйти. — Кстати, можно мне антибиотики? У меня ужасное…

Я плотно закрыл дверь, случайно раздавив гнома, и задумчиво посмотрел на Кольцо. На нем появилась надпись. Тоненькие буквы походили на паучков. Вязь древних эльфийских рун можно было перевести как «Леголас любит Арагорна».

— Оттуда, куда я тебя посылаю, приятель, ты никогда не вернешься, — сказал я, кладя Кольцо в конверт, который адресовал его в неврологическое отделение местной больницы. С пометкой «несрочно».

— Это леди Шалот, — сказала она. — Не хочешь ли ты навестить меня?

— Без шансов, — сказал я, — новая политика Национальной службы здравоохранения, неэффективное использование времени и т. д. и т. п.

Но она быстро училась и была знакома со всеми тонкостями.

— У меня дурное настроение и пульсирующая боль в середине груди, отдающая в левую руку и дальше.

— О, хорошо, — любезно прорычал я. Даже сказочные пациенты знают, на какие кнопки нажать, чтобы заставлять нас прыгать. Наши студенты-медики могли бы кое-чему поучиться в школе улиц.

Я припарковался у башни в гневе, по случайности нарочно наехав на единорога (присутствие которого скоро станет явным). Осторожно переступая через окровавленную лошадь, прошел по винтовой лестнице мимо фрески, на которой Мерлин ставил катетер Зеленому Рыцарю. Довольно вычурный новомодный дизайн, подумал я.

Я споткнулся о какую-то белую блестящую липкую массу неопределенного, но, кажется, отвратительного происхождения.

— Не заденьте паутину, — раздался голос из-за огромного зеркала, которое, как я заметил, было связано с внешними камерами слежения, — ее задолбаешься плести.