– Это почему же?

– Что, получилось убить еще одного человека? Пусть и не своими руками. Вы даже отпраздновать успели!

Не думаю, что от меня слишком несло запахом бренди, всего-то единственный раз и пригубил.

– И как вам удалось понять? Целовать вас я собирался в конце сеанса.

– Еще чего! Я скорее поцелую последнего оборванца!

Или человека на тридцать лет старше. Например, мага Корнелиуса.

– И в чем же я перед вами провинился? Убил горячо любимого жениха? Нет? Ну так в чем причина вашей лютой ненависти?

– Передо мной лично вы ничем не провинились. Но я ненавижу подобный вам тип людей! Которым удовольствие доставляет единственное – убить человека, чтобы в очередной раз убедиться в своем непревзойденном искусстве махать шпагой. Да, в этом вы почти достигли совершенства. Но на что-нибудь другое способны? Не уничтожать, а созидать! Пусть даже что-нибудь совсем никчемное. И потом, я ни разу не видела вас улыбающимся. Уж не потому ли, что вы способны улыбаться только в том случае, когда наблюдаете за агонизирующим телом павшего от вашей руки?!

– А еще я пью их кровь. Знаете, как это божественно приятно – выпить крови, когда только что его убил! Жаль, что не могу позволить себе пить ее каждый день. Что до улыбки, нет ничего проще – вам обязательно улыбнусь! – И я действительно ей улыбнулся. Вернее, скорчил ту гримасу, которая давно уже заменяет улыбку. – Кстати, как ваше полное имя? Сантра сар… Продолжите, пожалуйста.

Ни одна женщина не может позволить себе разговаривать со мной так, если она не благородного происхождения.

«Как же она права! – размышлял я, расположившись все на той же веранде. В одиночестве, которое смело можно назвать грустным. – Хотя бы в том, что, случись что со мной, и ничегошеньки не останется. Ни семьи, ни детей, ни духовного, ни материального. Зачем жил? Для чего жил? Что после себя оставил? Да, найдется десяток-другой людей, которые будут вспоминать меня с благодарностью. Затем их не станет – и все».

– Добрый вечер, господин Стаккер! – Курта я заметил давно, он явно старался попасться мне на глаза, но либо не желал, либо опасался меня потревожить. – Вы что-то хотели сказать?

– У меня есть лишь подозрения, – ответил он, усаживаясь на стул после моего указующего взгляда.

– Налейте себе что-нибудь сами, благо выбор имеется.

Меня нисколько бы это не напрягло, но не хотелось менять позу. Откинувшись на спинку кресла, я наслаждался покоем. Поздний вечер, небо после недавнего дождя чистое, звезды крупные и яркие, воздух чист и свеж. И совсем не пахнет уксусом. Хотя, возможно, попросту привык не замечать этот запах.

Стаккер налил себе конечно же бренди. И я одобрил его выбор, чуточку крепкого алкоголя не помешало бы и самому. Но почему-то опасался, что настроение абсолютного покоя исчезнет.

– Разрешите, я закурю?

– Курите, Стаккер, отчего нет.

Табак у Стаккера замечательный. И пусть такой привычки не имею, но дым от его трубки мне нисколько не мешает. Курт достал кисет, быстрыми отточенными движениями набил трубку. Примял сверху большим пальцем, поднес ее к лампе, несколько раз втянул в себя, добиваясь, чтобы табак разгорелся равномерно, после чего сделал первую затяжку, тактично пустив дым в сторону.

– Так кого и в чем вы подозреваете?

– Самому бы понять, – сказал он. – Как будто бы и особых причин нет, но что-то давит. Знать бы еще, что именно. На войне я таким предчувствиям доверял. Но ведь сейчас не война.

Судя по всему, именно она и есть. Только война подленькая, и в ней нет места героям. Зато полно другого – интриг, подкупов, наветов. Но в любом случае мы всего лишь пешки, которыми двигают другие люди. Хуже того, мы не знаем ни правил игры, ни конечной ее цели. И никто не удосужился объяснить, какие ходы мы имеем право делать. Хотя, возможно, правила меняются в зависимости от сложившейся на доске ситуации. Но как же не хочется сейчас обо всем этом думать! Воздух чист и свеж, над головой красивое звездное небо, вскоре Ребекка принесет кофе, а он у нее получается воистину замечательный.

– Стаккер, в шахматы играете?

– Редко.

По нему было видно, что он напрягся – вдруг предложу ему сыграть партию. Отказать Курт не сможет, партия продлится довольно долго, и тогда все его планы на сегодняшний вечер пойдут прахом.

– Вот и я редко. Кстати, что вы думаете о Шестом Доме? Так, давайте сформулируем вопрос иначе: что вообще о нем знаете?

Стаккер, ну и чего вздрагивать? Вы прошли и видели столько, что другим на несколько жизней хватило бы. Тангшейский перевал, когда из нескольких тысяч осталась лишь сотня солдат. Холеру в душной Стензании, куда прибыли с экспедиционным корпусом. Плен у гаснийцев, откуда смогли сбежать только чудом. Так почему одно упоминание о том, чего, возможно, не существует, вынуждает вас вздрогнуть? Мало того, еще и тревожно оглядеться вокруг.

– Наверняка не больше, чем вы, господин сарр Клименсе.

– И все-таки?

– Когда-то у Пятиликого Дом был единственным. Затем в нем произошел раскол – все эти маги что-то между собой поделить не смогли. Пятиликий терпел, терпел, пока не пришел в ярость. Досталось всем, и магам, и самым обычным людям. Утверждают, страшные были времена! Затем он сменил гнев на милость, а маги разделились на пять Домов, где каждый из них представлял собой одну из ипостасей Пятиликого. Милосердие там, Благочестие, Всепрощение и так далее. Но оставались и такие маги, которые не вошли ни в один. Их было достаточно, и они образовали еще один Дом – Шестой. Его адептов безжалостно уничтожали как еретиков. Но они не смирились, в конце концов объявив войну самому Пятиликому. Во всяком случае, так гласит легенда.

– А почему вы вздрогнули при одном только упоминании?

Курт Стаккер не из тех, кто станет обижаться при обвинении его в трусости, он отлично знает себе цену.

– Понимаете, сарр Клименсе, все то, с чем я всегда имел дело, было просто и понятно. Есть враг, и его следует уничтожить. Он может быть любым – хитрым, способным на любую подлость, безжалостным, многочисленным, трусливым и таким мужественным, что впору им восхищаться. Но он всегда материален. В отличие от них. О которых даже неизвестно, что собой представляют и существуют ли вообще. И главное, каждый Дом на что-то способен. А эти умеют многое из того, что когда-то было общим, если не все. Во всяком случае, так утверждают.

«И еще они очень больно бьют дубинками».

– Зря улыбаетесь, сарр Клименсе, неизвестность всегда пугает больше всего. А вообще, мне не очень хотелось бы говорить на эту тему, вы уж извините.

– Хотите кофе? – Разговор с Куртом ничего нового мне не даст. Мифы и легенды я слышал и без него, так что можно закрывать тему.

– Кофе?

– Сейчас Ребекка нам его принесет.