видеть, но и уйти было нельзя. Обычная реакция нормального человека: закрыть глаза и выбежать из этой комнаты. Из этого дома. Переждать смерть близкого человека в другом месте… Так легче. Но это неправильно. Это побег от трудностей, это трусость.

Руки Кристиана легли ей на плечи. Вирджиния присела на колени, пальцами касаясь старой морщинистой кожи бабушкиной руки. Холодная, как лед.

– Бабушка, – наконец вымученно произнесла девушка, смотря Джине в лицо. Еще совсем недавно она разговаривала с ней по скайпу. Буквально вчера. А сегодня все изменилось. Теперь она лежит с закрытыми глазами, ее дыхание – как нить, связывающая ее с этим миром, но и та скоро оборвется.

Врач вышел, прикрыв за собой дверь, оставляя Джину на- едине со своей семьей. Дал время, чтобы проститься. Хотя в это совсем не хотелось верить. Оливия села с другой стороны кровати, касаясь руки матери, что-то шепча, с трудом сдерживая слезы. Даниэль стоял рядом, так же как Кристиан, он касался плеч жены, пытаясь поддержать и, возможно, удержать Оливию в самый тяжелый момент ее жизни.

Джина вздохнула и слегка повернула голову к Вирджинии, это заставило девушку затаить дыхание и сжать руку бабушки еще сильнее.

– Я приехала, бабушка.

– Джина… – еле слышно прошептала она, – Мария.

– Да. – Хотелось плакать. Только бабушка называла ее так: Джина-Мария. – Я здесь, я приехала. Не пойму, почему ты лежишь в кровати и не встречаешь меня?

Лицо Джины слегка искривилось в подобии улыбки. Было видно, как тяжело ей дается любое движение… Она слишком слаба. И из последних сил произнесла:

– Хотела увидеть правнуков… Не судьба. Не дожила до твоей свадьбы. Посмотрю на тебя с неба…

– Посмотришь еще в жизни, – прошептала Вирджиния, видя, как мама стерла слезу. Она старалась делать это незаметно, но бабушка все видела.

– Нет повода реветь, Оливия, я ухожу к твоему отцу. Он очень скучает без меня. У вас здесь все хорошо, я могу уйти со спокойной душой.

Она слегка повернула голову в сторону Даниэля и дочери. Шепотом произнесла:

– Спасибо, Даниэль, что подарил счастье моей дочери. Ей повезло иметь такого мужа. Я всегда любила тебя как родного сына.

Даниэль пережил смерть Марии, собственной матери, ему не впервой было видеть смерть близкого человека. Сейчас он прощался со своей второй мамой, которая подарила ему самый бесценный подарок – его Оливию.

– Я всю жизнь буду благодарен вам за вашу дочь. И буду беречь ее, обещаю.

Оливия закрыла глаза рукой и перевела дыхание. Старалась не плакать: нельзя, чтобы мать в последний раз видела слезы. Она вымученно улыбнулась, но слеза все равно скатилась.

– Кристиан, – хрупкий голос Джины теперь долетел до его ушей, – мальчик мой, помни, что твоя жизнь только началась. Неверный взлет – это не повод сажать самолет обратно на землю. Лети выше, впереди вся жизнь. Я буду помогать тебе, и ты найдешь свое счастье.

Кристиан коснулся одной рукой руки бабушки, другой касаясь руки сестры. Он не знал, что можно сказать в такой момент, лишь сжал холодную руку и прошептал:

– Никогда не сдаваться – я помню, бабушка. Ты учила меня всегда быть сильным.

– Джина-Мария, – теперь ее голос обратился к Вирджинии, и та взглянула в мутные глаза бабушки, но промолчала. Боялась что-то сказать, боялась расплакаться. – Желаю тебе любить и быть любимой, но помни, что иногда мы ошибаемся и делаем неправильный выбор. Сердце никогда не врет. Слушай его. Я хотела бы быть твоим ангелом-хранителем, но это место уже занято.

Глаза наполнились слезами. Вирджиния кивнула, борясь с ними. Бабушка уходила… Она уже говорила об ангелах…

– Два ангела-хранителя лучше.

– Нет, он слишком сильный, он позаботится о тебе сам. И больше улыбайся, ему нравится видеть твою улыбку. Оливия…

Тяжелый вздох, последние слова, Джина из последних сил сжала руку дочери:

– Я люблю тебя.

…И выдохнула, освобождаясь от всего земного. Ее дыхание замерло.

Сердце Вирджинии забилось сильнее, она слышала, как Оливия из последних сил простонала слово: «Мамочка», – и видела, как она губами коснулась руки Джины.

Не было больше сил смотреть на все это: видеть любимого и дорогого человека мертвым. Убежать. Убежать и не думать, не думать, не думать! Не представлять… Нет, в ее памяти бабушка навсегда останется живой.

Вирджиния быстро встала и, не оборачиваясь, вышла в гостиную. Даже Кристиан, крепко держащий ее руку, не мог удержать ее.

Саид разговаривал с врачом, когда увидел Вирджинию. Бледная, потерянная, слезы застилали голубые глаза, плечи поникли. Она остановилась, не в силах двигаться дальше.

– Она умерла, – прошептала тихо-тихо.

Саид сделал шаг, чтобы подойти к ней ближе и обнять, но Вирджиния опередила его, кинувшись к нему в объятия, и он крепко прижал ее к себе. Он не слышал рыданий, не видел слез. Вирджиния хочет выглядеть сильной. Но в такой момент даже самый сильный мужчина имеет право быть слабым.

– Мы принадлежим Аллаху и все вернемся к Нему. Все в этой жизни временно. Плачь, хайяти, не держи в себе горе.

Услышав эти слова, Вирджиния наконец дала волю слезам, оставляя следы на его белоснежной рубашке. Хотелось рыдать, упасть на пол и выть. Но руки Саида крепко держали ее.

Капитан зашептал молитву на арабском, она сразу узнала – уже слышала ее на Бали. Его тихий размеренный голос, крепкие руки и запах… его запах, который уже стал родным и который хотелось вдыхать и вдыхать глубже, постепенно успокаивали ее. Так они стояли, обнявшись, пока Вирджиния не стала приходить в себя. Сколько прошло времени, никто из них не знал, но слез стало меньше. Из комнаты вышел Кристиан, и Вирджиния обернулась, посмотрев на брата: взгляд рассеянный, казалось, он не видел перед собой ничего. Но она ошиблась, он все прекрасно понимал и обратился к Саиду:

– Спасибо, что привез Джини сюда, для бабушки это было важно… И для Вирджинии тоже.

Саид кивнул. Он сделал это не ради похвалы и не за «спасибо», он сделал это не для Даниэля и даже не для Вирджинии. Он сделал это для себя. Странное чувство ответственности за эту девушку поселилось в нем