Долгую осаду с суши Мельсина выдержала бы без особых трудностей. В городе имелось множество складов продовольствия, столица шаданата, в отличие от многих других городов, стояла не на реке или в ее устье, и пресную воду для жителей добывали из многочисленных родников на холмах и колодцах, встречавшихся едва не на каждой улице.

Так как город располагался на возвышенности, атакующие находились в более невыгодном положении — им приходилось двигаться по склону снизу вверх под постоянным градом камней, летящих со стен, под ливнем стрел и потоками горящей смолы. Двенадцать ворот Мельсины, каждые из которых имели свое название, посвященное либо сторонам света, либо же архитектурным особенностям, великолепно защищались могучими надвратными башнями и выступавшими обок бастионами, нависавшими над ведущей в город дорогой.

Мельсина неприступна! Любой, осмелившийся явиться к белым стенам столицы Золотого Трона, неминуемо погибнет. Давно минувшие войны со всей ясностью доказали эту непреложную истину.

…Солнцеликий шад Саккарема Даманхур, восьмой сын шада Бирдженда, восседал в принесенном из комнаты командира воинов стражи кресле и с тоской поглядывал на простершуюся под Синей башней равнину. Даманхур, следуя настоятельным рекомендациям дейвани Энарека, впервые за много дней покинул дворец и лично осмотрел укрепления столицы. Приунывшие было защитники города, что простые воины, что офицеры стражи и куда более старшие чины вдохновились, узрев возлюбленного владыку, — шад прибыл одетым в доспех, с саблей на поясе и в сопровождении только одного десятка личной охраны. Выглядел Даманхур не слишком хорошо, но его несколько изможденный вид списали на неотложные государственные заботы, коими государь был отягощен день и ночь, да на слухи про неожиданную хворь, не иначе как насланную нечестивыми шаманами степняков.

У подножия Синей башни Даманхура встречал его любимый младший брат Хадибу, уже вошедший в песни и легенды герой войны с меорэ, наголову разгромивший незваных пришельцев в Степи и на восходном побережье Саккарема. Теперь по распоряжению шада молодой Хадибу командовал обороной Мельсины.

— Рад приветствовать богоподобного владыку! — Хадибу склонился перед сошедшим с седла белого жеребца шадом. Даманхур, не обращая внимания на свиту брата, только кивнул, ухватил Хадибу за локоть и потянул за собой к лестнице, ведущей на башню. В другие времена настолько явное неуважение к этикету могло бы обидеть саккаремского принца и сопровождавших его тысячников, однако сейчас мало кто обратил внимание на небрежение шада.

— Все мне покажешь, — сказал Даманхур брату — Слышал последние новости? Я отсылал к тебе гонца.

— Да, господин.

По меркам Саккарема Хадибу был совсем молод — всего двадцать пять лет. Но принц, который до рождения сына Даманхура сам являлся наследником Золотого Трона, уже успел себя прославить. Даже завистники и недоброжелатели из числа ближайших родственников, придворных или армейских десятитысячников вынужденно признавали: у Хадибу, бесспорно, наличествует выдающийся талант полководца, а сам принц до неприличия скромен и необидчив. Его молниеносная конная атака на почти бесчисленную армию меорэ три года назад справедливо считалась одной из вершин военного искусства, а экспедиция в Степь, когда объединившиеся на короткое время армия Саккарема и конница мергейтов сбросили большинство незваных гостей из-за моря обратно в волны океана и загнали на пустынный Лисий полуостров, принесла Хадибу известность на всем материке и бесконечные милости шада.

При всем том Хадибу, в отличие от других братьев Даманхура, никогда не рвался к власти и Золотому Трону, вполне довольствуясь должностью командующего непобедимой кавалерией Саккарема и подаренными шадом землями на полудне Междуречья. Злые языки заглазно именовали Хадибу Ходячей Добродетелью и не переставали твердить, что в тихом омуте дэвы водятся. Так оно, наверное, и было, ибо слухи о распутности брата шада иногда приобретали устрашающие размеры, но никогда не имели под собой реальных подтверждений. Каждый во дворце знал, что Хадибу увлечен дочерью какого-то аррантского сенатора, отсылает сей девице в Лавалангу безумно дорогие подарки и плохие стихи собственного сочинения, а сама гордая аррантка даже видеть не желает "варвара из Саккарема". Хотя подарки обратно возвращать не изволит.

— Сейчас их пятьдесят тысяч, — тихо говорил Хадибу шаду, когда они двигались вверх по винтовой каменной лестнице, проложенной внутри башни. Предполагаю, что через несколько дней подойдет еще тумен или два. Такими силами Мельсину не взять.

— Да? — Даманхур остро взглянул на брата и тут же опустил взгляд. — У меня плохое предчувствие, Хадибу. Твоя слава несколько померкла после битвы при Эль-Магаре…

Хадибу замолчал. Неслыханное поражение, нанесенное мергейтами полторы седмицы назад его кавалерийскому корпусу, вызвало множество кривотолков и едва не послужило причиной паники в столице. Лучшие десять тысяч конников, составлявших Золотую кавалерию шада и набранных из младших сыновей самых знатных родов Саккарема, были полностью уничтожены неподалеку от городка Эль-Магар, что стоял в двух переходах от перевалов кряжа Кух-Бенан. Мергейты заманили Хадибу и его командиров в ловушку, ударили одновременно с трех сторон и, прежде чем солнце успело исчезнуть за горизонтом, "сотня сотен" преданных Даманхуру, как псы, кавалеристов перестала существовать. Сам Хадибу спасся лишь чудом, дарованным Атта-Хаджем, и привез в готовящуюся к осаде Мельсину безрадостные вести.

— Я просил тебя, солнцеликий, после поражения о самой суровой каре. — Брат шада смотрел себе под ноги и говорил медленно, будто нехотя. — И готов принять ее по одному лишь твоему слову.

— Тебе, конечно, можно отрубить голову, — хищно ухмыльнулся углом рта Даманхур. — Но кто станет воевать?

— Ты спрашивал о новостях, о шад? — Хадибу благоразумно предпочел сменить тему разговора. — Я не могу сказать, что меня утешил гонец, которого ты прислал. Все очень плохо. И, на мой взгляд, скоро станет еще хуже.

Даманхур и сам прекрасно знал об этом. Весь центральный Саккарем захвачен мергейтами, степная зараза распространяется дальше на закат, более двадцати крепостей сдались или сожжены огненными стрелами завоевателей. К счастью, Удалось спасти большую часть армии — конница под прикрытием не особо сильной саккаремской пехоты и корпуса наемников ушла на Дангарский полуостров. Последние полегли практически все, но в Дангаре сын шада и наследник трона Абу-Бахр продолжает собирать огромную армию наемников из самых разных частей света.

Теперь, как сообщалось в донесениях голубиной почты или гонцов, кружными путями добиравшихся в Мельсину, несколько степных туменов встали лагерем на левом берегу Дийялы и, видимо, ждут приказа хагана о вторжении в Междуречье, готовя плоты и захватывая в приречных городках любые суда. Правитель Междуречья, светлейший эмайр Абд-эль-Каззас, вывозит ценности и людей с берегов реки в сторону границ Дангарского эмайрата. Тысячи беженцев. Возможно, десятки тысяч. Катастрофа.

Шад, неотступно сопровождаемый братом и неслышными, но чуткими телохранителями, ступил на верхнюю площадку Синей башни, на несколько мгновений прикрыл глаза ладонью от яркого солнечного света, а затем осмотрелся. За его спиной лежала благословенная Мельсина, расцвеченная синими и изумрудными куполами храмов, золотыми и пурпурными пятнами крыш бесчисленных дворцов и кудрявой садовой зеленью. За городом к полудню наливался лазурью океан. Столица, как всегда, представала во всем своем великолепии.