Солнце закрыла огромная синяя туча, кругом сразу стало пасмурно и противно. Наконец лестница закончилась, и я ступил на тропинку, которая представляла из себя скользкое болотное месиво. За моей спиной, метрах в двухстах, находился склеп, а впереди — мой любимый овраг и моя тайная поляна. Но идти предстояло не к оврагу.

А как моя мама? Мне в который раз стало паскудно за свое поведение. В последний наш ночной разговор она спасла мне жизнь и теперь, наверное, безумно волнуется за меня. Наверняка пытается в истерике дозвониться до меня, а я… Я всю ночь и утро пьянствовал, читал какие-то блокноты, искал контактные линзы, делал все что угодно, только не нашел минутки, чтобы найти почту и позвонить маме. У меня возникло жгучее желание бросить все сейчас же к черту и побежать вниз с горы, найти телефон и прокричать маме, как я ее люблю и как мне плохо без нее. Самый любимый, самый хороший человек на земле сейчас страдает из-за меня, а я здесь непонятно что делаю. Я ускорил шаг и выпрямился. Мне теперь плевать стало, кого я здесь собирался встретить, теперь я спешил к ближайшему телефону позвонить маме.

Я ее увидел не сразу. Мне показалось, что что-то сразу изменилось, но я не мог понять, что именно. Тропинка вела прямо к ней, а она… Она висела в пяти метрах от меня. Маленькая девочка, лет десяти, в белом летнем сарафане и с одной босоножкой на ноге. Вторая лежала рядом, прямо под моими ногами. Руки и ноги повешенной болтались вдоль тела, которое тихонько раскачивалось от небольшого ветра. Боже, какая маленькая! Я стоял в пяти метрах от нее не в силах отвести взгляд от ее белого лица. Шейку девочки плотно сжимала черная бечевка, все время казалось, что она сожмется еще плотнее и тогда ее маленькое тело упадет на землю. Без головы. Прямо мне под ноги. Я сделал два шага назад.

— Страш-шно? — за моей спиной, прямо над ухом раздалось еле слышное шипение.

— Да, — я стал медленно поворачиваться.

— Не обора-ачивайс-ся, будет еще страш-шне-е.

Я как-то сразу согласился с этим доводом и остался стоять на месте.

— К-кто вы?

— Гу-улу…

— И ч-что вам надо? — я как-то сам по себе стал заикаться, чего ранее за собой не замечал даже в самых критических ситуациях.

— Я хо-очу-у уйти-и.

Так уходи.

— И что вам мешает? — я вспомнил, что эти мрази подменяют слово «смерть» «уходом».

— Мне ну-уж-жен муж-жчина…

Я кашлянул.

— В каком смысле — мужчина?

— В смысле омовения, Ви-итенька — я почувствовал ее сопение возле самого уха, вероятно, она еще приблизилась.

Я потянулся к поясу брюк и отцепил прищепку. С легким, приятным уху шорохом мне под ноги упали три ситцевых платка, которые были обвязаны вокруг моей талии. За спиной я услышал яростное шипение, которое, впрочем, чуть удалилось от моего уха. Только теперь я решил повернуться. И тут же об этом пожалел.

На меня смотрело нечто: старушке было лет двести, таких старых людей я еще никогда не видел. Все ее лицо состояло из вековых морщин, сквозь которые проглядывали два маленьких, как у свиньи, злобных глаза. Но больше всего меня поразили ее руки. Казалось, что нерадивый фотограф через фотошоп приклеил ей эти руки от другого человека. Они были практически без морщин, как у вполне молодой женщины, а пальцы… Пальцы на этих руках были необычно длинными, с весьма ухоженными ногтями. Старушка была одета во все черное, как будто только что из монастыря. И тем не менее она не казалась обычной старушкой. Поражали даже не ее руки, которые никак не сочетались с уродливым лицом. Меня поразила ее осанка! Она совершенно не горбилась, а стояла полностью выпрямленная! Даже я сутулился гораздо больше.

— Не поворач-чи-ивайс-ся! — она зашипела еще громче, хотя взгляд ее был прикован не ко мне, а к ситцевым платкам у моих ног.

Я нагнулся и аккуратно поправил платки, образовав вокруг себя правильный круг, как советовала мне бомжиха Тамара.

— Вы-ыки-инь их! — гулу указала своим длиннющим указательным пальцем на платки.

На это я ничего не ответил, лишь продолжил дальше рассматривать ее уродливое лицо.

Если бы не лицо. Она ведь совсем не старушка.

— Кто эта девочка? — я указал рукой себе за спину.

— Она уж-же-е мертва-а…

Что ты такое говоришь?

— Кто она?

— Она назвала-ась Светой.

— Ты ее убила?

Но теперь уже старушка ничего мне не ответила. Молчание затягивалось, а у меня стали уставать ноги. Непонятно откуда взявшаяся бомжиха Тамара рассказала мне, как не впустить в себя «плохих людей», но не сказала, что делать, если они никуда не уходят, а стоят рядом и чего-то ждут.

Наконец я решился еще на один вопрос:

— Как убить гулу?

Морщины на лице старушки медленно поползли в разные стороны. Я догадался, что она улыбается.

— Маленький мальчик и же-енщина-а. Или маленькая де-евочка и му-ужчина. Оба должны уйти. Тогда гулу уйде-ет.

У меня стали влажными лопатки, белая рубашка прилипла к спине. Я понял, что в сегодняшнем обряде омовения роль «мужчины» отводилась мне. Я еще раз под злобное шипение поправил ситцевые платки у своих ног, проследив, чтобы узелки не развязались. Самое дурацкое было то, что я совершенно не знал, что мне теперь делать дальше. За моей спиной болтался труп маленькой девочки, передо мной находилось вообще не понятно что, а сам я стоял в круге из ситцевых платков.

Все небо затянуло сплошной темно-синей тучей. Ветер еще больше усилился, полил дождь. Сначала маленькими капельками, а затем, набирая силу, обрушился ливень. Вокруг меня образовалось настоящее болото. А я стоял на месте, боясь выйти из ситцевого круга.

— Как вас зовут?! — почти прокричал я.

На горизонте сначала сверкнула молния, и лишь потом раздался гром. Старушка стояла неподвижно и пристально смотрела в мое лицо. Мой вопрос она оставила без ответа. Казалось, что она спит стоя с открытыми глазами.

— Как вас зовут?!! — прокричал я еще громче, но так и не добился ответа.

Мой костюм набух от воды, апрельский дождь был не по-весеннему холодным, мне опять захотелось к маме. Наконец, я не выдержал и сделал один шаг за круг из ситцевых платков. Мгновения мне хватило, чтобы осознать: этого не делать ни в коем случае. Старушка в доли секунды оказалась возле меня, а ее длиннющие пальцы потянулись к моей высунувшейся ноге. Если бы я замешкался хотя бы на секунду, она бы вытащила меня из ситцевого круга. Я успел поставить ногу обратно. Стояние продолжилось.

Казалось, что прошло уже несколько часов. Три или пять, мне трудно было определить. Дождь давно закончился, на горе вовсю весело светило солнце. Даже лес как будто враз стал зеленее. И даже воздух дурманил своим запахом и свежестью. Но мне было хреново. Прямо передо мною застыла гулу и ждала, когда я обессилею и не смогу стоять в небольшом ситцевом круге. За все это время стояния я уже миллион раз пожалел, что купил сегодня утром только три ситцевых платка. Круг оказался настолько маленьким, что я в нем не мог не только сделать шаг в сторону, но и просто пошевелиться, постоянно боясь, что часть моей ноги может выйти из него. А в том, как стремительно оживала старушка, я уже смог убедиться. Мне ужасно хотелось пить.