и судья, и семья осуждённого понимают и разделяют его желания, но нельзя. Когда нас обманут, обидят или иначе вызовут гнев, мы хотим ударить или даже убить этого человека. Когда есть схема, как украсть денег, допустим, у богатого человека или богатой страны-соседа, и ты преуспел, воспользовавшись ей — общество тебя понимает. Даже поддерживает, мол, ну это же нормально. Но мы всё равно наказываем за эти преступления, понимая, что так надо. Вот и с действиями сексуального характера в отношении несовершеннолетнего лица нужно относится так же, а не устраивать весь этот абсурд.

Я легонько похлопал ей в ладоши.

— Браво! Но если дело не касается патологических мерзавцев, да?

— Да, как например, дегениратов-воров, для которых труд на благо страны недопустим. Или патологических убийц, насильников там. Этих пусть лечат или убивают.

— Нужно отделить зёрна от плевел, да? — улыбнулся я.

— Вы прекрасно меня понимаете, Александр.

— Знаешь, Диля, жизнь поистине полна иронии и абсурдных вещей. Поэтому мне не трудно понять тебя. А теперь расскажи свою тайну. Коль уж ты хочешь, то мне уже не терпится обрести власть над тобой.

— Мне кажется, что вы в дань моим восточным корням, начали говорить, как принято на Востоке, — направила она свой пристальный и требовательный взгляд.

— Чего только не случается под луной, о дочь соблазна.

— Ах-хах! Приятно слышать. Но ведь сегодня безлунная ночь?

— Даже если ночное светило сделало перерыв и не светит, подлунный мир не исчезает от этого, — поднял я указательный палец, а после пригубил чай.

Диля рассмеялась в голос.

— Итак, пора вам узнать мой секрет. Даже не знаю с чего начать, поэтому пусть будет от общего к главному. У меня полная семья и есть брат — он старше на пять лет. Примерно с десяти лет, а может быть и раньше, он стал ко мне приставать. Показывал эро- и порнокартинки, потом видео. За год у нас дошло до секса. С тех пор он не прекращался. Вернее, сейчас нет, потому что брат уехал на учёбу в столицу, но… даже когда приезжал после сессии погостить, у нас случалась близость. Если не рассорились в самом начале. Я не люблю его, но не против секса.

Я мучительно потёр лицо. Говорить банальности не хочется, да и ситуация совершенно другая.

Попытался понять меру опасности этой информации.

— Как понимаю, если об этом узнают твои родители или сокурсники брата, то случится трагедия?

Она кивнула.

— Может звучать странно, но у нас есть репутация. Как у семьи. Поэтому такому лучше не быть узнанным и услышанным.

— М-да, уж… — опустился я лицом в ладони. Несколько секунд с силой массировал. — Ну хорошо, теперь я это знаю.

Она просто молча смотрит. Ждёт, пока переварю. А я не то чтобы шокирован, сколько по нутру расползлась горечь и тоска. Как-то много за один вечер я узнал граней Диляры.

— Но почему ты не рассказала об этом родителям сразу?

— Сейчас, — взяла она паузу, — возьмите это.

Мне на ладонь легла маленькая коробочка с картой памяти внутри.

— Что там?

— Слова словами, но что бы ключик в ваших руках стал по-настоящему золотым, нужны доказательства.

— Они тут? — на всякий случай переспросил я.

— Да.

— И всё же, тебя возбуждает что ли это? Ну, что я теперь знаю и потенциально могу разрушить тебе жизнь.

Она немного помолчала.

— Если назвать это — ваша власть надо мной, то я действительно испытываю некоторую дрожь. Меня пьянит мысль о передаче вам всей полноты власти. И я не буду говорить: «Вот такая я! Примите меня, какая есть». Знаю, что моя психика деформирована, кто-то даже скажет, что по мне плачет психушка. Хотите — уничтожьте меня, Александр. Просто, пока у меня нет больше тайн, но я хотела бы их иметь, чтобы тоже рассказать.

— А ты понимаешь, что сделав это, словно бы вытолкнула меня из самолёта с парашютом? Назад мне уже не запрыгнуть. Я не могу забыть о всей этой… ситуации.

— Да, Александр. Я понимаю. И я сделала это специально.

Диля сунула руку в карман на кофте и извлекла чёрный цилиндр. Длинной сантиметров пятнадцать. Когда она сняла с одного края крышку, я понял зачем с другого ребристость. Это миниатюрный нож.

— Пожалуйста, — протянула она его.

— И зачем? — со сталью в голосе спросил я, не шевелясь.

— Это ручная работа одного очень именитого мастера. Говорят, что остроты и крепости стали хватит нашинковать пальцы на обоих руках и даже после этого он идеально разрежет бумагу. Если ненавидите меня теперь и злы, то воспользуйтесь им.

— Ну ты и дурочка, конечно, — покачал я головой и забрал обе части изделия.

В свете фонаря рассмотрел, что сделано действительно мастерски. Тёмно-красная стабилизированная древесина, углубления под пальцы с рифлением, чтобы не соскользнули и тонкое, идеальной формы лезвие. Я достал из рюкзака помидорку и попробовал надрезать шкурку — поразительная острота.

— Поди, сидишь и мечтаешь, чтобы тебя так? — покосился я с улыбкой.

— Ну что вы, — рассмеялась она, — боли я боюсь так же, как и все. Просто я понимаю, что действительно вовлекла вас в не самое приятное дело.

— Некоторая его часть была крайне приятной, — нервно рассмеялся я и вернул Диле нож, уже протёртый и в ножнах.

— Я рада, что так.

— В общем слушай, что скажу, моя новоявленная эм-м… даже не знаю как сказать. Теперь уже действительно ничего не вернуть, так что ладно. Тайну я твою сохраню, а чтобы дрожь таки пробегала по жилкам, знай, что если вдруг буду не в духе, то воспользуюсь компроматом. Ты теперь у меня на крючке, в моей полной власти. Довольно приятное обладание, кстати.

— Вас поняла, Господин, — смиренно опустила она голову.

— А теперь спать пошли, вон уже половины нет. Спят по своим палаткам.

— Александр! — взяла за руку Диля. Лицо полнится эмоциями. — Позвольте мне прийти к вам ночью?

— Нет, конечно, — гневно посмотрел я. — Об этом тут же узнают.

— Не узнают! — жарко зашептала она. — Мы с Катей в одной палатке, я сплю сбоку от неё. Дождусь пока все заснут и тихо выберусь. С Катей уже договорилась — она не сдаст. Сказала ей, что пойду с парнем целоваться-обжиматься. С Димой.

— Хреновый выбор, однако, — ухмыльнулся я.

— Знаю. Так можно?

— Хорошо.

Лагерь я начал будить в восемь. Вернее, дал распоряжение Грише и Лине, что встали со мной около семи. Диля же растворилась в сумраке рассвета около пяти, обжигая меня всю ночь. Не все любят тяжесть мужских рук, да и тела, когда во сне навалишься, но некоторые женщины спать без