Альваро хотел было спорить, но вспомнил, что времени почти не осталось, и смирился с перспективой снова остаться в одиночестве.

– В библиотеку пойдет Ривен. Ему не составит труда отыскать туннель, когда студенты разойдутся.

– Ты считаешь, что крысы и сырость для меня самое то? – огрызнулся парковщик.

– В общем, да, – подтвердила Эрнандес и обратилась к Альваро: – А мы с вами отправимся на завод.

Священник пристально посмотрел на женщину, удивленный ее внезапной решимостью.

Альваро и сам не мог толком понять, отчего в присутствии Эрнандес ему делается не по себе. Ему уже приходилось встречать таких людей. Прирожденные актеры не на сцене, а в жизни, они лицедействуют, чтобы остаться на плаву. Такие люди не мечтают о главных ролях, они готовы примерять чужие маски и даже пожертвовать собственным лицом. Притворяются, но делают это неосознанно и потому убедительно. Это идет у них изнутри. Но, как бы то ни было, священник был рад компании и больше переживал из-за мятой одежды и неприлично отросшей бороды.

– Выходит, до ночи придется шататься неизвестно где, – проговорил Ривен. – Встречаемся на улице Вулкана?

– Нет, – при упоминании мансарды священника передернуло. – Туда возвращаться нельзя.

Никто не спросил почему.

– Ладно, до ночи будем держаться врозь. А завтра?

– Поскольку теперь у нас две машины, можно встретиться в моем приюте, в часовне. Более тихого места не сыскать. Помнишь ее?

– Ты мне ее показывала, когда мы забирали тебя оттуда.

– В двенадцать?

«За двенадцать часов до наступления нового года», – подумал Альваро.

Он хотел сказать это вслух, но поглядел на своих помощников и промолчал.

Священника охватило странное щемящее чувство.

Будто они в последний раз собрались втроем.

Комиссар Арресьядо достал из кармана дубликат ключа от ангара, но стоило ему слегка задеть дверь, и она распахнулась с неприятным скрежетом.

По дороге он то и дело набирал номер инспектора, но та не отвечала.

Тусклый свет едва проникал в ангар сквозь маленькие окошки. Комиссар достал пистолет и начал бесшумно пробираться между останками отживших свой век локомотивов, готовый при малейшем шорохе нажать на спусковой курок. Мысленно он на чем свет стоит ругал себя за то, что не захватил фонарь.

Но оказалось, что фонарь не нужен.

То, что ожидало Арресьядо в глубине ангара, он предпочел бы не видеть вовсе.

Комиссар опустился на корточки, держа пистолет в ослабевшей руке.

Он уже давно не вспоминал о бывшей жене и дочери. И той цыганке с отрезанным соском, о которой он по-своему заботился в бытность сержантом. И о семнадцатилетней девчонке, которую он повстречал в метро, когда был на курсах в Мадриде. И гомосексуалисте, которого изнасиловал; он застукал его в каком-то мотеле, врезал ему пару раз, а потом, не отдавая себе отчета, перевернул ничком, спустил с него штаны и всадил в зад; потом ушел и больше никогда об этом не думал. И замужнюю женщину, с которой ему время от времени случалось перепихнуться; ее муж как-то явился в участок, рыдая и требуя объяснений. Кажется, ее звали Каталина. И ту, с накладными ногтями. И уборщицу. И хромоножку. И соседки… и арестованные… и жены арестованных… И тысячи красоток, снятых в ночных барах после третьей стопки. И приблизительно четыре миллиона проституток. Череда лиц, сгинувшая в водовороте лет.

Всего несколько дней назад комиссар не сомневался, что денег, обещанных за участие во всем этом безумии, хватит, чтобы накрепко запереть двери, которые ему всю жизнь приходилось держать полуоткрытыми, и наконец распрощаться с прошлым, которое нет-нет да и напоминало о себе сном, голосом или мимолетным отражением в зеркале.

Полицейский заставлял себя думать о разных мелочах, чтобы не вспоминать недель, проведенных рука об руку с молодой напарницей.

На мертвых полицейских он не смотрел.

Не мог отвести взгляд от алых пятен на белом кожаном пальто.

Следуя указаниям Эрнандес, Альваро развернул «Пассат» на Кармонской эстакаде и выехал на нигде не обозначенное ответвление шоссе, ведущее к бескрайнему полигону Калонхе.

Священник и девушка нашли адрес «Термисы» в «Желтых страницах» и узнали, что завод расположен на сто тридцать третьем участке, и все равно растерялись, очутившись в клубке автострад, проездов, грунтовых дорог, сооружений самых разных размеров и назначений, разбросанных по полигону согласно никому не известному плану. У обоих было ощущение, что они приоткрыли дверь в индустриальную вселенную, совершенно не зависимую от остального города.

В довершение всего выяснилось, что внутри зоны есть огороженные кварталы с собственной нумерацией и немощенные дороги от дождя превратились в болота.

Альваро несколько раз ловил себя на том, что ездит по кругу: дворники не справлялись со стихией, и вода заливала стекла, не позволяя разглядеть дорогу. Когда Эрнандес в третий раз заметила на стене дома номер сто двенадцать, путники решили бросить машину со спрятанными в багажнике чемоданами и продолжать поиски пешком.

– Вы хотя бы знаете, что производят на этой самой «Термисе»?

– Если верить справочнику, электропроводники.

– Боюсь, это нам ничего не дает.

Эрнандес была права.

Толкаясь под одним зонтом, священник и его спутница перешли бурный поток и оказались среди бессистемно разбросанных построек. Мастерские, склады, мелкие фабрики, столовая для рабочих. Темные, пустые, покосившиеся, заброшенные сооружения.

Лишенный солнечного света пейзаж казался совершенно безжизненным.

Пройдя модуль из трех складских ангаров, они наткнулись на большое фабричное здание с припаркованным у входа грузовиком. Оказалось, что его кабина закрывает табличку с номером сто тридцать три. Чтобы подойти поближе, Эрнандес и Альваро пришлось сойти с тротуара и перебраться через лужу глубиной по щиколотку. Во всем здании не горело ни одного окна. Обойдя вокруг, девушка и священник нашли вход в правление. Металлическая дверь подъезда была не заперта, а это было и хорошей, и плохой новостью одновременно.

Они могли войти, но понятия не имели, что ждет их внутри.

Несмотря на пережитые в последние дни ужасы, Альваро чувствовал, что не выдержит еще одного столкновения с тьмой. И все же им оставалось только закрыть зонт, толкнуть застекленную дверь, повернуть колесико зажигалки и войти.

Впрочем, зажигалка не понадобилась: дорогу указывал сочившийся из глубины здания белесый свет.

Пожелтевший листок бумаги, прикрепленный к двери клейкой лентой, сообщал о том, что за ней находится профсоюзный комитет. Тесная комнатушка с убогим шкафом и тремя железными столами соединялась с другой, еще меньшего размера. В ней с трудом помещались стеллаж, стенной шкаф, шаткий стол и стул. С потолка свисало тело Пелайо Абенгосара.