– Бедняжечка. Тебе никогда не хотелосьудрать?

– В детстве нет, а потом я боялась мамуогорчить.

– Понятно, – протянул нахал, –перефразирую свой вопрос. Как бы отнеслась Нина Олеговна к известию о том, чтоее предположение об убийцах-дочерях подтверждается?

По лесу пробежал ветерок, издалека донеслосьсчастливое повизгивание – наверное, какой-то дворовой собачке досталисьвкусные объедки с кухни ресторана. Я исподлобья посмотрела на Макса:

– Мы не можем изменить реальность.Теперь, после беседы с Лидией, мне понятно: у нее и у Софьи имелся мотив дляубийства. Нина Олеговна, разозлившись на готовность дочери сыграть во времятраура пусть даже очень скромную свадьбу, решила переписать завещание.Коля-алкоголик видел Соню, которая, положив на землю предмет, похожий на пистолет,стала судорожно протирать инвалидную коляску. Дело происходило рано утром,пусть девица найдет адекватное объяснение своему поведению.

– Это не сработает, – отмел Максиммои аргументы, – слово дочери Пронькиной против заявления Николая. Комуповерит следователь? Со всех сторон положительной женщине, имеющей безупречнуюрепутацию, или пьянице, который был последний раз трезвым в младенчестве? Я бы,услышав о наличии свидетеля, с недрогнувшим лицом заявил:

«Я спал. У нас пока никто не отменялпрезумпцию невиновности. Докажите, что я бегал к лужайке, а пока вы этого несделали, я вне подозрений».

– Надо найти Дениса Рутина,корреспондента, который состряпал статью в «Желтухе», и устроить емудопрос, – с азартом воскликнула я. – Лидия предположила, чтопубликация оплачена неким Асмоловым, желавшим сделать гадость Пронькиным. Новдруг Денис действовал по поручению другого человека? Допустим, ему известнынекие жареные факты?

Максим потянулся.

– Я говорил с патологоанатомом. Пронькинаскончалась в промежутке между часом и двумя ночи. Выстрел в лицо Нине Олеговнебыл произведен в упор. Это свидетельствует о том, что несчастная хорошо зналасвоего убийцу, допустила его в так называемое личное пространство. Делайвыводы. У нее только одна рана, больше на теле нет повреждений, парамелких свежих царапин, и все. Ни сильных ушибов, ни переломов, ни гигантскихсиняков. Нину не били, просто застрелили. Почему ты морщишься?

– Голова болит, – призналась я.

Максим вытащил мобильный и заворковал, каквлюбленный голубь:

– Солнышко, ты занята? Нет? Отлично.Знаешь Евлампию Андреевну? Она упала. Как, как... зацепилась одной ногой задругую и бухнулась затылком об пол. Плачет, расстраивается. Можешь сделать ейпроцедуру под названием «Королевское расслабление»? Мне она отлично помогает.Спасибо, ягодка, Евлампия Андреевна уже в пути, ты с ней поосторожней, дама нев адеквате. Иди к Маргоше.

Последнюю фразу Максим произнес, глядя мне вглаза и засовывая сотовый в карман.

– Не хочу, – уперлась я.

Максим нежно потрепал меня по спине:

– Дорогая, демонстрация подростковойвредности говорит о незрелости личности. Ты испугалась, когда Лидия выпихнулатебя из машины, испытала стресс, больно ударилась головой. Я предлагаютебе часок отдыха. Взрослый человек не станет протестовать, он использует шансдля релакса, только тинейджер, возмущенный тем, что кто-то принял за негорешение, полезет в бутылку.

Я ткнула пальцем в ядовито-розовуюрубашку Максима.

– Вульф в своей книге утверждает...

– О боги! – простонал собеседник. –Ненавижу псевдоученых, создающих лженауки. Кстати, вернешься в номер, обративнимание на год издания книжонки. Готов спорить на что угодно: опус появился насвет в середине девяностых. Тогда только что народившиеся издательства ради прибылипечатали поразительную дрянь. Давай поступим как разумные люди: ты сходишь влечебницу и приведешь в порядок нервы, а я привезу сюда журналиста.

– Дениса Рутина? – недоверчивоуточнила я.

– Точно, – подтвердил Макс, – втот момент, когда дамы сядут вкушать чай с пирожными, молодец будет доставлен.Раньше, боюсь, не получится. Я, конечно, могу исполнить любое твое желание наземле и в космосе, но вот справиться с пробками... Увы, тут бессилен дажеволшебник Гэндальф.

– Думаешь, репортер согласится с тобойпоехать? – не успокаивалась я.

– Мой сладкий ежик, ступай к Маргоше,твой пупсик на крыльях любви помчится исполнять любой каприз той, которая,подобно розе, сияет росой и... тьфу, я мало читаю дамские романы и плохо владеюнужной лексикой, – хмыкнул Максим. – Короче, пока!

Плохое настроение словно рукой сняло.

– Можешь не трепыхаться, я нелюбительница розовых соплей, предпочитаю детективы.

Макс съежился, пригнулся и побежал по дорожке,выкрикивая на ходу:

– Группа немедленного реагирования,слушай мою команду. Окружить гараж и дом...

Любой другой мужчина, ведущий себя, какМаксим, моментально вызвал бы у меня желание свести все контакты с ним к нулю.Мне никогда не нравились записные шутники, хохмачи и любители подкладывать настулья гостей пукательные подушки. Но почему-то очередная идиотская выходкаМакса вызвала у меня широкую улыбку. Пару секунд я стояла с крайне довольнымвыражением на лице, потом разозлилась. Лампа, ты стремительно деградируешь.Сейчас ты радуешься, услышав дурацкую шутку, а что будет дальше? Начнешьподбрасывать людям в тарелки пластиковых мух? Приобретешь муляж отрубленногопальца, дабы пугать домашних? Похоже, Максим оказал на меня не совсемположительное влияние… но, согласитесь, он не противный, а даже скорее приятныйчеловек.

Продолжая думать о Максе, я обогнула двор ирешила пройти в лечебницу через служебный вход. Лучше прогуляться по лесу, чемтопать по коридорам «Виллы Белла». Наслаждаясь упоительными запахами хвои исмолы, я добрела до лужи и вздрогнула. Из жижи торчало нечто круглое, еговерхушка сияла, словно купол церкви, на который упали лучи солнца. Если в ямеустроился человек, то он, похоже, покрыл волосы сусальным золотом. Яприщурилась, прошла несколько метров, подобралась почти вплотную к «водоему», итут вдруг большой пень, стоявший на противоположном берегу, сказал человеческимголосом:

– Людочка будет сидеть здесь скольконадо, не следует нас торопить!

– Мама, – заорала я, шарахаясь всторону, – мама!

Не надо считать меня идиоткой: не каждый деньна дороге встречаются говорящие пни.

– ...! – завизжала золотаяголова. – ...! Помогите! Тону! Уффф!