Хэнкок и не пытался оспорить утверждение Гамаша. Он был просто ошеломлен, как и сам старший инспектор.

– Из его дневника. Он должен был встретиться там с четырьмя другими. Мы считаем, что уже после закрытия.

Гамаш назвал ему имена, но священник помотал головой:

– К сожалению, эти слова для меня ничего не значат, но я могу поспрашивать, если хотите. – Он помолчал и внимательно посмотрел на Гамаша. – Могу я помочь чем-нибудь еще?

«Помощь. Мне нужна помощь». Гамаш ничего не ответил, поблагодарил священника и вышел.

Когда он вернулся на 9¾ по Сент-Урсюль, Эмиль все еще читал.

– Что-нибудь нашел?

Гамаш покачал головой и, сняв куртку, стряхнул с нее снег.

– А вы?

– Я вот размышлял над этим. Ты это видел?

Гамаш подошел к столу, посмотрел. Эмиль показывал на страницу дневника – на ту самую, где говорилось о встрече четырех человек в Лит-Исте. Внизу страницы очень мелким, но разборчивым почерком были написаны два числа.

9-8499 и 9-8572.

– Банковские счета? Регистрационные номера автомобиля? Это не похоже на идентификационные номера, – сказал Гамаш. – Во всяком случае, на десятичные индексы для классификации книг. Я на них тоже обратил внимание, но у него повсюду столько цифр написано. Весь дневник испещрен ими.

На телефонные номера эти цифры тоже не были похожи, уж точно не на квебекские. Координаты на карте? Да нет, он таких не видел.

Гамаш взглянул на часы:

– Я думаю, пора посетить месье Патрика. Не хотите присоединиться ко мне?

Эмиль закрыл дневник, встал и потянулся.

– Поразительно: столько бумаг – и ничего нового. Все уже исследовали до него. Как по-твоему, Огюстен Рено сумел найти что-то новое?

– Может, и сумел. Людей не убивают ни с того ни с сего. Что-то в его жизни случилось.

Гамаш закрыл квартиру, и они вместе с Анри двинулись по узкой улочке.

– Во времена Шамплейна здесь всюду был лес? – спросил Гамаш, когда они шли по Сент-Урсюль.

Эмиль кивнул в ответ:

– Главное поселение заканчивалось приблизительно на рю Де-Жарден, но вскоре после смерти Шамплейна колония начала расширяться. Урсулинки построили монастырь, а когда стало ясно, что колония никуда не денется, стали приезжать новые поселенцы.

– И когда стало ясно, что здесь можно заработать много денег, – добавил Гамаш.

– Верно.

Они остановились на рю Де-Жарден. Как и большинство улиц Старого города, эта петляла и исчезала за углом. Ничего похожего на прямоугольную планировку здесь не было – беспорядочная мешанина маленьких, мощенных камнем улочек и старых домов.

– Куда теперь? – спросил Эмиль.

Гамаш замер. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, откуда это пришло. Когда в последний раз ему задавали этот вопрос. Жан Ги. Он тогда посмотрел вдоль коридора. Сначала в одном направлении, потом в другом. И спросил: «Куда теперь?»

– Сюда.

Это было наитие, как тогда, так и теперь. Гамаш чувствовал, как его сердце бьется от воспоминаний, и ему пришлось напомнить себе, что тот день давно прошел. Он принадлежал прошлому, и изменить там уже ничего было нельзя. Все кануло в Лету.

– Ты прав, – сказал Эмиль, показывая на серое каменное здание с красивыми резными дверями и номером наверху: 1809.

Гамаш позвонил, и они замерли в ожидании. Два человека и собака. Дверь открыл человек средних лет.

– Oui?

– Мистер Патрик, – сказал Гамаш по-английски. – Меня зовут Гамаш. Я оставил послание у вас на автоответчике. Это мой коллега Эмиль Комо. Вы позволите задать вам несколько вопросов?

– Quoi?

– Несколько вопросов, – произнес Гамаш громче, поскольку человек, казалось, их не слышал.

– Je ne comprends pas, – раздраженно сказал человек и начал закрывать дверь.

– Нет, постойте, – быстро проговорил Гамаш, на сей раз по-французски. – Désolé. Я думал, вы англоязычный.

– Все так думают, – возмущенно сказал человек. – Меня зовут Шон Патри́к. – Он сделал ударение на последнем слоге. – Я не говорю по-английски. Извините.

Он еще раз попытался закрыть дверь.

– Но, месье, мой вопрос состоял не в этом, – поспешил Гамаш. – Я хотел спросить вас о смерти Огюстена Рено.

Дверь перестала закрываться, потом медленно открылась, и Гамаша, Эмиля и Анри впустили в дом.

Месье Патрик пригласил их пройти.

Гамаш приказал Анри лечь у входной двери, и они с Эмилем сняли ботинки и последовали за месье Патриком в гостиную – старомодный, но уютный мир. Комната была мало похожа на гостиную. Гамаш посмотрел на диван и не увидел на нем никаких следов: судя по всему, на этом диване давно никто не сидел и вряд ли теперь будет сидеть. Месье Патрик не пригласил их сесть. Они сгрудились в середине душной комнаты.

– Хорошая мебель, – заметил Эмиль, оглядываясь.

– Наследство от бабушки и дедушки.

– Это они? – спросил Гамаш, подходя к фотографиям на стене.

– Да. А это мои родители. Мои прабабушка и прадедушка тоже жили в Квебеке. Вот они.

Он показал на другую фотографию, и Гамаш посмотрел на двух сурового вида людей. Его всегда интересовало, что происходит после того мгновения, когда фотография снята. Люди делают выдох, радуясь концу процедуры? Поворачиваются друг к другу и улыбаются? Такими ли они были на самом деле, или просто примитивная технология фотосъемки требовала, чтобы они застыли в неестественном виде перед камерой?

И все же…

Внимание Гамаша привлекла другая фотография на стене. На ней была группа испачканных людей с лопатами возле огромной ямы. За ними – каменное здание. У большинства вид был мрачный, но двое улыбались.

– Как замечательно иметь такие вещи, – сказал Гамаш.

Однако по виду Патрика нельзя было сказать, что это замечательно или ужасно, – просто никак. И Гамаш подумал, что, наверное, тот десятилетиями не обращал внимания на эти фотографии. А может, и никогда.

Старший инспектор отвернулся от стены к хозяину:

– Вы хорошо знали Огюстена Рено?

– Я его вообще не знал.

– Тогда почему встречались с ним?

– Вы шутите? Встречался с ним? Когда?

– За неделю до его смерти. Он договорился о встрече с вами, с месье О’Мара и двумя другими – неким Шином и неким ДжД.

– В первый раз о них слышу.

– Но Огюстена Рено вы все же знаете, – сказал Эмиль.

– Конечно я знаю Огюстена Рено – кто же его не знает? Но я с ним не знаком.