Город привычен, теперь запоминаю быстро, память фотографическая, хоть картографом иди подрабатывать. Теплые потоки воздуха медленно относят в сторону, я смотрел, как в лунном свете среди привычных глазу садов, огородов или просто роскошных рощ диких маслин четко и ясно проступают развалины старинных гробниц, забытых храмов, где в усыпальницах спят древние короли и владыки забытых ныне империй.

Там под толстым слоем земли и песка укрыты целые города, занесенные песком в одночасье, погибшие еще быстрее, чем Геркуланум и Помпея. Только в старых рукописях остались смутные упоминания о Мируке Славном, чья гробница размером с город, где собраны волшебные вещи, с помощью которых бывал даже в других мирах…

Логирд промелькнул перед глазами, потом завис впереди, похожий на скульптуру из синего дымка.

– Хорошо, ваша светлость, – сказал он с нетерпением в голосе. – У вас получается. Порхайте, привыкайте, я пока исчезну по своим делам. Но если что срочное, только крикните!

– Какие дела могут быть у привиде… у призрака? – спросил я.

Он загадочно усмехнулся.

– Больше, чем у живого!

Исчез моментально, я вздохнул завидующе, развернулся в сторону моря и, распластав крылья, медленно плыл над залитой серебристым светом луны землей. С моей стороны эгоистично ждать, что Логирд будет при мне неотлучно. Он и так приходит на зов из чистой благодарности.

Власти у меня над ним нет. Что, скорее, хорошо, чем плохо. Хотя жалко…

Здесь на юге летние ночи странно короткие. Вроде бы только что опустилось солнце и я поднялся на башню, а уже на востоке начинает сереть полоска над горизонтом. И все это время в небе носятся птицы, шарахаясь от меня в ужасе, а одна сова вообще ударилась сослепу, видимо приняв за плывущую над землей скалу и не рассчитав маневр.

Ночные птицы все так же хватают летающих насекомых, в такую душную ночь те не впадают в оцепенение от холода. Мелких птиц хватают крупные, на земле стоит неумолчный треск, визг, скрип, стрекотание, как в траве, так и в кустах, кронах деревьев, даже на плавающих листьях болотных растений.

Земля приближается медленно, я не сразу сообразил, что все-таки устал и уже берегу силы. Очень хочется есть, в глотке пересохло. У пернатых и прочих летунов обмен веществ высок, им надо жрать чаще. Колибри вообще на ночь впадает в анабиоз, им долгая ночь без еды – верная смерть от голода. Я еще далек от колибри, но желудок начинает грызть ребра.

В небе вспыхнули облака, но на земле пока еще ночь, в низинах клубится седой туман. Растопырив крылья, я планировал, выбирая место, где можно сесть и перевести дух, а из-за горизонта выбрызнули яркие лучи и воспламенили кроны высоких деревьев.

Внизу медленно приближается берег небольшого озера. Я опустился на землю, именно опустился, а не упал и даже не плюхнулся. В воду с шумом дружно скакнула такая масса лягушек, что озеро могло бы подняться и затопить кротовые норки на лугу. Оглядевшись, я медленно и трудно перетек в человеческую форму, пугливо осмотрел себя и вздохнул с облегчением. Хотя в диком месте и не так уж и важно, голый или в штанах, но штаны придают уверенность. Еще важнее, что на мне перевязь с мечом, нужно только укоротить, подгоняя по человеческой фигуре, а также сумка с провизией. Молодец Логирд, что настоял, понимает… Или просто знает на примере других трансформаторов. Или трансформеров.

Мои дрожащие от нетерпения пальцы цапнули сумку, желудок возбужденно завозился, устраиваясь для хватания добычи, даже слюнявчик повязал на грудь, но в зелени кустов мелькнуло нечто мелкое, словно бабочка пролетела… Береженого Бог бережет, я бросил ладонь на рукоять меча и прислушался, заглядывая через колючие ветки.

Сперва я увидел нацеленное в мою сторону грубо сделанное копье с наконечником из блестящего и заостренного камня, потом – сжимающие его широкие зеленые ладони, и только тогда дрожь пробежала по телу: на меня с ненавистью смотрит огромный мускулистый тролль, зеленокожий, под стать листве, да еще и разрисованный темными полосками!

Тролль с глухим звериным рычанием начал медленно подниматься, раз уж замечен. Широкие лицо со светло-зеленой кожей кривится в гримасе ненависти, глаза злобно сверкают из-под тяжелых надбровных дуг, нос почти человеческий, но губы втрое, если не впятеро крупнее, так раньше рисовали карикатурных негров.

– Тихо-тихо, – проговорил я, не двигая и пальцем. – Я не враг, но отпор дам…

Тролль зарычал громче, показав два ряда ровных белых зубов, острых, как стальные ножи. Он выпрямился, я изумился, опознав самку, две мощные груди уставились на меня с немым вызовом, дыни рядом с ними показались бы мелкими грушами, да еще и неспелыми. Как ни странно, широкие кружки темно-багровые, почти черные, а толстые с большой палец моей ноги соски такие же и по длине, но полыхают красным, как рубины насыщенных цветов, будто почти затухшие уголья костра.

Ее глубоко посаженные глаза впились в меня взглядом, стараясь поймать момент для удара копьем. Изо рта на миг выскользнул гибкий язычок и облизал пересохшие губы. Могучее сильное тело, широкие плечи и мускулистые руки, шрамов еще нет, из всей одежды – широкий пояс, снятый явно с убитого человека, на его кольцах сбоку висят два ножа с наборными ручками, а с другой стороны – крупная фляга. Голые ноги покрыты до коленей грязью, но широкие бедра чистые, вообще тело кажется удивительно опрятным из-за присущей троллям лягушачьей безволосости.

Мои пальцы уже коснулись рукояти меча, но там и застыли в нерешительности. Все-таки самка, а у нас некий внутренний заслон против убивания особей противоположного пола. Даже в самых политкорректных странах, где равноправие давно и прочно утвердилось, мужчина не может убить женщину, если он, конечно, мужчина, а не облако в штанах.

Будь со мной боевая подруга, тогда все ясно, они бы подрались, потом моя напарница убила бы другую самку, ей можно. Даже нужно, это как бы лестная для меня борьба за самца, хотя на самом деле могли драться за единственную оставшуюся пару туфель на высокой шпильке. А если чужая самка нападет именно на меня, то надо пятиться, защищаясь от зверских и не по-женски сильных ударов, пока сама не поскользнется и как-то не убьется. Или промахнется и упадет с верха башни. Или выпадет в окно. Или врежется в электрические провода. Хотя тут проводов нет, но все равно, во что-то и как-то, я ни при чем, сама пришла убитая.

Несколько мгновений мы смотрели так друг на друга, я чувствовал, что она вот-вот метнет копье, как дротик, а то и сама ломанется через кусты, чтобы вцепиться в экстазе схватки в мою глотку.

– Погоди, – сказал я торопливо, – подраться успеем. Поговорить надо.

Она прорычала низким, но все-таки женским ревом:

– О чем?

– Я должен проболтаться, – объяснил я, – про наши войска, рассказать, как нас легче побить…

Она прорычала все тем же басом:

– Гр-р… ну… пробалтывайся.

– Но не так же, – сказал я мягко, – ты нацелилась в меня копьем, моя рука на мече… Опусти копье, я уберу руку с меча.