Клер опешила.

— Как?! Вы контролируете избирательный округ в Лестершире?

— А также несколько других. Благодаря нашей прогнившей политической системе я осуществляю эффективный контроль над местами в парламенте от трех различных графств. Хотя титул графа Эбердэра имеет валлийские корни, сейчас большая часть нашего семейного состояния находится за пределами Уэльса.

Клер была потрясена. Как же мало, оказывается, она знает о Никласе и о том, каким богатством и влиянием обладает человек, занимающий такое положение!

— Тогда неудивительно, что мистер Холкрофт был счастлив с вами познакомиться, — ведь вы как-никак его политический патрон. А стать крестным отцом Уильяма вас попросили по той же причине?

— Я предпочитаю думать, что здесь сыграли свою роль не соображения политической выгоды, а просто дружеские чувства. В Эбердэре Эмили была единственным островком — здравомыслия и человеческого тепла.

Никлас явно не производил впечатления человека, страдающего из-за разбитого сердца. Было очевидно, что он привязан к Эмили, однако Клер — вопреки всякой логике — чувствовала удовлетворение от сознания того, что бывшая графиня Эбердэр отнюдь не была великой любовью его жизни.

— Коль скоро вы сумели провести Холкрофта в парламент, значит, будучи за границей, продолжали весьма внимательно следить за своими делами в Англии?

— Приблизительно раз в полгода я получал сундучок с юридическими документами, изучал их, после чего посылал своему поверенному в делах подробные инструкции. — Он бросил на нее иронический взгляд. — Как видите, я не так безответствен, как обо мне говорят.

— Еще бы, — колко сказала Клер. — Настолько безответственным не может быть никто. Таких людей просто не бывает.

Никлас расхохотался.

— Вы идеальная валлийская роза, Клер: нежная, благоухающая и со множеством преострых шипов. — Он легко погладил ее подбородок тыльной стороной руки в перчатке. — И именно шипы делают вас интересной.

Пожалуй, это был не самый лестный комплимент, но Клер все же порадовалась ему. Да и то сказать: колких шипов у нее и впрямь куда больше, чем традиционного женского очарования.

Клер тщательно прицелилась и ударила кием по бильярдному шару. Кий скользнул но отполированной слоновой кости, и белый шар, уйдя в сторону, не попал по цветному шару-мишени, который девушка намеревалась загнать в лузу.

— Ах, будь он неладен! Опять промазала! — Она подняла кий и сердито посмотрела на его кончик. — Вся беда в том, что дерево чересчур гладкое и твердое. Не будет ли это против правил, если покрыть конец кия каким-то другим материалом — чем-нибудь таким, что не скользило бы так, как голое дерево?

— Думаю, что это не противоречило бы правилам, но ни один истинный ценитель бильярда не одобрил бы такого новшества. Вся прелесть как раз и состоит в том, чтобы играть хорошо, несмотря на все недостатки игровых принадлежностей, а не благодаря их достоинствам.

Никлас наклонился над бильярдом, и его мышцы слегка напряглись под белым батистом рубашки. Удар — и цветной шар угодил точно в лузу.

— Хорошо еще, что у этого бильярда ровная поверхность, не то что в Эбердэре. У того столешница была как вспаханное поле в середине зимы.

— К тому времени, когда мы вернемся, наверняка уже будет готова новая, из шифера. Будет интересно посмотреть, как вы на ней играете.

Поскольку первый день ее пребывания в Лондоне оказался слишком переполнен событиями, Клер было приятно провести вечер в спокойном общении с Никласом. К тому же ее ранг новичка в бильярде имел некоторые преимущества: большую часть времени она могла стоять и смотреть, как играет Никлас. Двигаясь вокруг бильярдного стола с непринужденной, естественной грацией пантеры, он представлял собою зрелище, которое доставило бы удовольствие любой женщине. Упиваясь смутным сладким чувством, Клер гадала, когда же Никлас наконец захочет воспользоваться своим правом на поцелуй. Если сие не произойдет в самое ближайшее время, она, может быть, поцелует его сама. Ему явно нравится, когда она это делает.

Никлас снова прицелился и ударил. Белый шар, эффектно отскочив от трех бортов, толкнул шар-мишень, и тот скатился в лузу. Не успела Клер высказать приготовленный комплимент, как раздавшийся со стороны двери незнакомый мужской голос произнес, лениво растягивая слова:

— Умение хорошо играть в бильярд есть отличительная черта джентльмена, но играть слишком хорошо — это прискорбный признак юности, растраченной впустую.

— Люсьен! — Никлас бросил кий на стол и, подойдя к вошедшему, с жаром стиснул его в объятиях. — Я вижу, ты получил мою записку. Рад, что ты смог зайти ко мне уже нынче вечером.

Люсьен пробормотал:

— Ты ничуть не изменился: все так же невоздержан в проявлении чувств.

Но Клер заметила, что его объятия тоже выражают самую горячую приязнь.

Пока мужчины обменивались приветствиями, она с интересом разглядывала гостя. Почти такой же красивый, как Никлас, Люсьен, однако, обладал другой, безупречно английской красотой: белокурые волосы, белокожее лицо. Надо полагать, среди пресловутой четверки «Падших ангелов» он был Люцифером — Утренней звездой, — самым прекрасным из всех остальных обитателей рая, который, восстав против Всевышнего, был изгнан из обители блаженных. Двигался Люсьен бесшумно, как кот: ни Клер, ни Никлас не услышали, как он вошел.

Разомкнув наконец объятия, Никлас представил Клер и Люсьена друг другу.

— Клер, вы уже, разумеется, поняли, что это лорд Стрэтмор. Люсьен познакомься, это мой друг мисс Морган.

Значит, они с Никласом — друзья? Пожалуй, это весьма неполное определение.

— Рада познакомиться с вами, милорд, — с улыбкой сказала Клер. — Никлас часто говорил о вас.

— Клевета, все клевета, — мгновенно ответил тот. — Ему ни разу не удалось ничего доказать.

Пока Клер смеялась, Люсьен грациозно склонился над ее рукой. Когда он выпрямился, она увидела, что глаза у него необычного золотисто-зеленого цвета; это снова навело ей на мысль о его сходстве с котом. Он смотрел на девушку с любопытством, словно пытаясь определить по ее наружности, какое положение она занимает среди домочадцев Никласа. Ни одна добродетельная старая дева не пошла бы на то, чтобы провести вечер наедине с мужчиной в принадлежащем ему доме. С другой стороны, даже новые платья не могли сделать Клер похожей на женщину того сорта, с которой Никлас позволил бы себе выйти за рамки приличий.

— Мисс Морган, вы валлийка? — спросил лорд Стрэтмор.

— Вы догадались? А я-то воображала, что мой английский безупречен.

— Легкий валлийский акцент придаст голосу мелодичность. Его улыбка доказывала, что он может соперничать с Никласом не только в красоте, но и в обаянии.

— Клер, вы не возражаете, если мы завершим нашу игру позже? — сказал Никлас. Она улыбнулась.