за пологом, наблюдая за компанией шарумов, пивших кузи за игральным столом, где громоздилась гора монет.

– Дама’тинг следует… а! – произнес Аббан, завидев спускавшуюся по главной лестнице Асави.

Ее белые одежды бросались в глаза в темном подвале, но мужчины, сосредоточенные на метках, вырезанных на гранях костей, не замечали ее, пока она не подошла вплотную.

– Что это такое? – гаркнула Асави, и шарумы дружно вскочили.

Один мужчина – сын Аббана, Шустен, – метнулся к ней, расплескав свою чашку. Дама’тинг притворно отступила, но умело поймала брызги рукавом.

Воцарилось напряженное молчание, и ни один воин не осмелился даже вздохнуть, пока Асави изучала рукав.

Асави тронула влажное пятно, поднесла пальцы к носу:

– Это… кузи? – Последнее слово она пронзительно выкрикнула, и мужчины чуть не намочили бидо.

Устрашился даже Аббан, хотя сам и организовал встречу. Похожая сцена разыгралась тридцать лет назад, когда его отец Чабин случайно пролил на платье дама чернила и был на месте казнен. При воспоминании об этом Аббан сглотнул комок. Возможно, его сыновьям подобало получить аналогичный урок.

– Прости, дама’тинг! – возопил Шустен, схватив сомнительной чистоты тряпку и тщетно порываясь стереть с рукава пятно.

– Как ты смеешь? – заорала Асави, выдергивая рукав.

Она поймала его кисть; рванула руку, выпрямляя, и открытой ладонью ударила по тыльной стороне Шустенова локтя. Рука звучно хрустнула и сломалась так же, как некогда – шея Чабина.

Шустен взвыл, но задохнулся, когда дама’тинг ударила вновь, на сей раз в горло.

– Ты смоешь это кровью, глупец!

Она пригнулась, отвела правую ногу и с разворота ударила в лицо.

– Красиво, – шепнул Керан, любуясь ее искусством.

Аббан глянул на него. Никогда ему не понять воинов.

Шустен опрокинулся с расквашенным носом и грохнулся на игральный стол. Монеты и чашки с кузи разлетелись во все стороны. Шарумы бросились врассыпную, боясь потери денег куда меньше, чем гнева дама’тинг.

Асави продолжила избиение. Шустен попытался отползти, но пинок в бедро обездвижил его ногу. Следующий пришелся по яйцам, и даже Керан поморщился от скулежа Шустена, пускавшего сломанным носом кровавые пузыри.

Кровь и сопли попали на одежду Асави, и та, зарычав, взялась за висевший на поясе кривой нож.

– Нет, дама’тинг! – крикнул старший брат Шустена Фахки, метнувшись и встав между обоими. – Во имя Эверама – пощади!

Фахки, безоружный, моляще показал пустые ладони. Он постарался не касаться дама’тинг, но Асами, двигаясь как танцовщица, выставила наперерез ему ногу. Ее вопль прозвучал весьма убедительно, когда Фахки врезался в нее и увлек обоих на грязный деревянный пол.

– Твой выход, наставник, – сказал Аббан, но Керан уже пришел в движение. Он отбросил полог так, чтобы не выдать присутствия Аббана, и устремился в помещение.

– Что это значит? – проревел Керан, и голос его громовым раскатом разнесся под низким потолком. Схватив Фахки за ворот, он сдернул его с дама’тинг.

Асави бешено взглянула на него.

– Эти пропойцы – твои люди, наставник? – вопросила она.

Керан низко поклонился, по ходу впечатав Фахки лбом в половицы.

– Нет, дама’тинг. Я трапезничал наверху и услышал шум. – Продолжая держать давящегося и хрипящего от удушья Фахки, он протянул Асави руку.

Дама’тинг приняла ее, и наставник помог ей встать, после чего свирепым взором обвел жавшихся к стенам мужчин:

– Прикажете их убить?

Угроза казалась смехотворной – один воин против полудюжины, – но те восприняли ее крайне серьезно. Заработать красное покрывало наставника было непросто, а Керана все воины Каджи знали как живую легенду и алагай’шарак, и учебного плаца.

Несколько долгих, напряженных секунд Асави тоже не сводила глаз с мужчин. Наконец она покачала головой.

– Эй, вы! – обратилась она к съежившимся воинам. – Сорвите черное с этих двоих.

– Нет! – крикнул Фахки, но бывшие – еще миг назад! – братья по копью остались глухи к его воплям и не тронулись с места.

Керан толкнул к ним Фахки, и один воин выполнил удушающий захват, подперев подбородок древком копья и тем исключив все попытки сопротивления, а полдесятка других с готовностью сорвали с Фахки одежду шарума. Шустен не сумел воспротивиться даже символически и только стонал, пока его раздевали.

«Как быстро улетучивается хваленая верность шарумов, стоит ее испытать», – подумал Аббан. Они пойдут на все, лишь бы вернуть расположение дама’тинг.

– Теперь вы хаффиты, – сказала Асави обнаженным мужчинам. Она взглянула на сморщенное мужское достоинство Фахки и фыркнула. – Может быть, и всегда ими были. Отправляйтесь с позором к отцам.

Один воин упал перед ней на колени, в знак полного смирения упершись в пол руками и лбом.

– Они братья, дама’тинг, – сообщил он. – А их отец – хаффит.

– Неудивительно, – отозвалась Асави. – Яблоко от яблони не далеко падает. – Повернувшись, она смерила взглядом других воинов. – Остальные отправятся каяться в Шарик Хора. Три дня без еды и питья, и если я узнаю, что вы еще раз хотя бы дотронулись до чашки с кузи – или костей, – то вас постигнет такая же участь.

Воины на миг онемели, и Асави резко хлопнула в ладоши:

– Живо!

Чуть ли не мочась в бидо, те поспешно попятились к выходу, непрерывно кланяясь и повторяя: «Благодарю, дама’тинг!» Натыкаясь друг на друга в горловине лестницы, они разворачивались и взлетали по ступеням со всей возможной для сандалий прытью.

Асави бросила последний взгляд на обнаженных грешников:

– Наставник, избавься от этого жалкого подобия мужчин.

– Да, дама’тинг, – поклонился Керан.

Фахки и Шустен заморгали от тусклого света ламп, когда с их голов стянули мешки. Обоих привязали к стульям в подвальном помещении. Обоих «успокоили», как выразился Керан: синяки вздулись и покраснели, но еще не стали лиловыми. Руку Шустена загипсовали, а нос – шинировали. Обоих одели в поношенные коричневые рубахи и портки хаффитов.

– Вернулись мои блудные сыны, – проговорил Аббан. – Хотя, пожалуй, и не такими заносчивыми, как в последнюю встречу.

Юноши смотрели на него, щурясь, привыкая к свету. Керан со скрещенными руками стоял на шаг позади Аббана, и у Фахки округлились глаза при виде его. Аббан заметил, что в них забрезжило понимание.

«Может быть, они не полные дураки», – довольно подумал он. Воины из них были никудышные. Если окажутся еще и глупцами, то впору убить их, и вся недолга. У него росли и другие сыновья, хотя уже не от Шамавах – единственной жены, которую он по-настоящему ценил. Ради нее он обязан попытаться вернуть эту пару в свой строй.

– Почему они связаны? – спросил Аббан. – Родные сыновья не могут быть для меня опасны. Незачем подвергать их такому позору.

Буркнув что-то невразумительное, Керан на ходу извлек нож и перерезал