Так Рафинад попал к ним домой. Когда Макар вошел из веранды на кухню, Лиза, сидя на табурете, заваривала чай.

— Зачем ты? — спохватился кузнец.

— Надоело лежать, — слабым голосом ответила девушка.

Макар быстро скинул куртку и обнял любимую.

— Слава богу, слава богу, — затараторил он, целуя ее в прохладный влажный лоб.

— Все нормально, — заверила Лиза, отстранившись. Маленькая ладошка легла на колючую щеку Зотова. — Сам похудел, осунулся.

В пакете, который Макар оставил у двери на полу, тявкнуло, завозилось. Девушка удивленно посмотрела на Макара.

— Под нашим забором нашел, — сказал тот, демонстрируя щенка любимой.

— О-е-ей! — восхитилась Лиза. — Какая собака!

— Рябой масти. Зовут… Как звать-то тебя? А! Рафинад…

— Странное имя для собаки. Сахар любит, что ли?

— Колбасу он любит, — усмехнулся Макар. — Просто он похож на кусочек рафинада: весь мелкими пятнышками.

Виктор зевнул, широко раскрыв рот. От чая тело покрылось испариной, и Ковалев сидел, расставив руки, как курица крылья в жару. Глаза слипались.

— Не верю я твоим корешам, — вдруг заявил он. — Все же сперли они мою авдюшку.

Макар внимательно взглянул на друга.

— А пшиму бы нет. — Ковалев сонно хлопнул ресницами. — А ты щас при мние бабло отхватил за нее. — Он прыснул смехом. — Ирония сутьбы! Кнехтом вас по чайнику… Коней оне воруют — не смеши меня, Зот. Вам тот гребаный поворот — мания… манная небесная. Скока в месяц лохов на него ведется? Мылчишь? А-а-а! А всье потому, шо я прав. Развел ты меня, земеля, как последнего лоха развел. Гребаный кнехт! Зот, за шо? Я ж вроде свой, а? — Ковалев заглянул в спокойные глаза друга.

— Дурень ты, Кова, — не повышая тона, ответил Макар. — Лохов мы ловим? Ну да! Каждый проезжий турист, как увидит вывеску «Гостра Могила», сразу к нам вертает. Прямо не деревня, а Канны с Канарами. Двинься об кнехт!

— Врешь! У вас крыша хырошая. Вон! Участковый даже не пикнул при Князе.

Макар придвинулся к Ковалеву:

— Чтобы ты, Витек, заглох, я расскажу тебе, что творится. А там можешь верить, можешь — нет. Сам решай.

Глаза Зотова зло сверкнули золотым огнем — сонливость словно ветром сдуло.

— Аномалия кургана включается где-то раз в сто лет. Это как в старых преданиях: страшный клад, из-за которого гибли люди, заложенный на человеческую голову, раз в сто лет поднимается из земли, и его можно взять голыми руками и прожить безбедно всю жизнь. Но аномалия может сработать и тогда, когда происходит нечто вроде полного солнечного затмения. А сейчас произошло два затмения: двадцать восьмого июля было лунное. Сегодня — солнечное. Да еще Нострадамус предсказал конец света. — Макар усмехнулся. — Как мы до сих пор живы — ума не приложу? В этом веке она уже включалась: в двадцать втором году, когда в Крыму голод свирепствовал. Чего моргаешь? Ты о таком слыхом не слыхивал. Мой прадед — Илья Зотов — казачий сотник из тех, кто добровольно перешел на сторону советской власти. В то время он вроде председателя в селе был, да власти не могли допустить, чтобы военный из бывших на руководящей должности стоял. Прислали сознательного рабочего. Но я не об этом.

Макар отхлебнул чая.

— Первый раз мужики в иной мир… Да не на тот свет! А реально в другой мир… Случайно они туда попали и нарвались на стадо диких лошадей. Пригнали пяток в деревню — шо делать? Пошли к прадеду за советом. Понятно, что Илья велел всем молчать. Конину втихаря резали и по домам разносили. Тока шила в мешке не утаишь. Новый председатель, который из рабочих, да пара сознательных придурков стукнули на мужиков — и приехали чекисты. Они вроде тебя, тож неверящие попались. Не психуй, не психуй… Им больше понравилась своя версия происходящего, которую командир красного отряда из пальца высосал. Типа мужики золотишко из кургана помещичье выкопали и за него конины у врагов советской власти купили. Прадеда Илью взяли под стражу, а мужиков на курган золото копать отправили.

— Ну, и нашли? — обиженно произнес Ковалев.

— Ты песчаную яму видел? Видел, как Петька в нее провалился? Вот там почти все чекисты и остались. Ловушка это для всяких охочих до золота. А чё Спиридоныч? Я тебя предупреждал — трепач он порядочный. Так вот… О чем я? — Зотов на секунду задумался. — Так вот, когда в этот раз курган чудить начал, Цыганок и Джордж по пьяни в балку забрели. Попросили их сельские помочь на кладбище, могилу выкопать, и самогона дали. Ну, те выкопать выкопали, да дорогу назад перепутали. Не знаю, сколько они бродили, только утром с тремя коровами вернулись. Сечешь, где они скот взяли? М-да. Я понял, откуда ноги растут, только на все мои предупреждения конокрады начхали с высокой башни. Скот, считай, ничейный, а колбасный цех Рефката — вон, — Макар указал за спину, — в соседнем селе. Конина в копченку всегда нужна, и от говядины он не откажется. В деревне особого дохода. — Он скрутил шиш. — Зимой приходится Новый год с пирожками с картошкой да салом встречать — не до тортов, не до елок. Возле усадьбы было пяток сосен — ни хрена не осталось. Джордж с Цыганом, ясное дело, быстро свое пробухают. А я откладываю на черный день. Моя доля самая маленькая, да чё жаловаться. Кузнецу всегда работа есть и без этого.

— А в случае чего золотишка из кургана копнешь, — пробормотал Виктор. — Ведь курган открыт сейчас, и никто, кроме тебя, об этом не знает, курганник?

Макар грохнул смехом, едва не падая с табурета.

— Ты опасный человек, Виктор Сергеевич, — вытирая слезы, сказал Зотов. — Вычислил меня с полуоборота.

— Очень… опасный. — Ковалев вновь стал клевать носом. — Потому ты меня опоил?

— Ага. Чтобы под ногами не болтался. — Макар помог другу подняться. — Давай-ка спать.

— Ну и черт с тыбой. — Виктор не сопротивлялся. Он готов был упасть на пол и заснуть прямо на кухне, только бы его оставили в покое, дали выспаться. — Ой, вымотался я, — тихо пожаловался Ковалев. — Не деревня, а… Срамдом и Геморрой.

— Содом и Гоморра, — уточнил Зотов.

— Во-во. — Виктор упал без сил на диван. — Мшину украли… — шептал он, засыпая. — Хорошая была… мши-на… нывая… пшти…

Макар скинул с друга тапочки.

— Спи, Кова. Хватит с тебя приключений.

Он выключил свет и вернулся на кухню.

Июнь 1922 года

Мужики слушали молча. Про еще живую контрреволюционную сволочь, про индустриализацию всей страны, про происки Антанты и наставления далекого товарища Ленина. О последнем они знали меньше, чем об Антанте, в основном слухи: кто говорил, что Ленин самолично засеял поле вокруг Москвы, чтобы помочь голодающим, кто болтал, что заправляет теперь всем немецкий шпион под фамилией Ленин…

Мужикам Гострой Могилы было все равно. Вождь всемирного пролетариата от них так же далек, как солнце, и, как солнце, он со своих высот иногда припекал их. Вот теперь напасть: мировому пролетариату и строителям социализма понадобилось золото. Вроде обещали деньги уничтожить, чтобы не допустить эксплуатации, золото выбросить, а поди ж ты — понадобилось.