– Я не терплю предателей, Алафрид! – процедил Гримберт. – Как не терпел их мой отец. Я ведь предупреждал тебя о квадах! Говорил, что им нельзя доверять, но ты…

Гримберт почувствовал, что вновь говорит в пустоту. Быстрый взгляд на визор подтвердил, что связи нет, но теперь виной этому были не помехи и не ионизация воздуха. Первый канал молчал, точно выжженный город, несмотря на то что чуткое ухо «Тура» фиксировало множественные передачи на его частоте.

Что-то отрезало его от общей волны. Сделало глухим. Вероятно, какая-то новая хитрость лангобардов, направленная глушилка или что-то наподобие того. Сейчас, когда перед ним живые враги из крови и плоти, он не станет с этим разбираться, но потом…

Бой почти кончился. Даже выдающаяся дисциплина квадов была не безгранична. Боевые порядки смялись, изломались, поплыли – и вдруг обернулись беспорядочно бегущей толпой, в которой стальные воины Турина вели свою жатву, точно гигантские волки в стае бегущих овец. Отрывисто стучали короткие очереди, хрустели сминаемые кости. Выжженные улицы покрывались неподвижными телами.

«Не победа, – сказал себе Гримберт, машинально озираясь в поисках новых целей, на которые не жаль было бы потратить снаряд. – Еще не победа». Многочасовая горячка боя выедала его изнутри, просторная бронекапсула «Золотого Тура» казалась ему тесной, унизанной шипами, сдавившей со всех сторон, будто захлопнувшаяся железная дева.

Не победа, но еще один шаг к ней. Гримберт заставил себя успокоиться, вернуть холодную прозорливость вычислительной машины. Может, этих шагов придется сделать больше, чем он предполагал, но суть от этого не изменится. Пусть с невольными изменениями и неточностями, его план будет претворен в жизнь.

* * *

«Багряный Скиталец» остановился возле «Золотого Тура». Изрешеченный снарядами, закопченный, дергающийся при каждом движении, он походил бы на смертельно раненного человека, если бы состоял из плоти. Сталь прочнее, но и она имеет свой запас прочности. И пока он не достигнут, рыцарь остается верен своей клятве.

– Паршивое дело. – Голос Магнебода скрипел и прерывался. – Во имя геморроя святого Маврикия, что-то скверное тут происходит, Гримберт.

Одно из орудий главного калибра было оторвано под корень, другое беспомощно глядело в землю – чей-то меткий выстрел уничтожил всю его казенную часть, превратив в бесполезный отросток сродни парализованной руке калеки.

– Квады получили то, что заслуживали. Предателей ждет смерть.

– Черт… – Рыцарь шевельнул покрытым вмятинами шлемом бронекапсулы, повторяя нетерпеливое движение сидящего внутри Магнебода. – Если они и предали своего императора, то это самые глупые предатели в мире. Они тысячу раз могли всадить нам кинжал в бок, пока мы завязли в уличных боях. Могли сразу отправить трициклы бить нам в спину – потерь было бы стократ больше. Но они держались так, будто не ощущали угрозы с нашей стороны. Не готовились к бою с нами. Квады коварны, но они не дураки. Понимаешь?

Гримберт не понимал, но ощутил, как внутри, где-то там, где душа соприкасается со внутренними органами, шевельнулось что-то тревожное, липкое, холодное. Будто крыса, шмыгнувшая в темном чулане.

Про измену квадов первым сообщил Лаубер. И подтвердили остальные – Теодорик и приор Герард. Ошибки не было. И все же что-то внутри ныло, как застарелый нарыв, что никак не прорвется, нагнетаемый застоявшимся горячим гноем.

Негромкий щелчок рации возвестил о том, что в их беседу кто-то бесцеремонно вторгся.

– Приближаются рыцари, – доложил Лейбофлед Третий. – Юг, юго-запад, север. Множественные сигнатуры на визоре.

Гримберту не понравился его голос – слишком озабоченный. Обычно Лейбофлед бывал озабочен лишь тем, как бы затащить после боя в постель пару девок посочнее.

– Лангобарды? Квады?

– Никак нет, господин маркграф. Судя по моделям и гербам, женевские рыцари по большей части. Или это помехи, или они отключили блоки распознавания «свой-чужой». Они не отображаются на тактическом планшете, но я имею визуальный контакт.

– Направление? – быстро спросил Гримберт.

На тактическом планшете появилось несколько неуклюжих стрелок – Лейбофлед куда лучше управлялся с кубком, чем с картами, – но общая диспозиция была понятна.

Бесформенная россыпь алых пиктограмм обозначала уцелевшие остатки Туринского знамени, и у Гримберта на миг сжалось сердце, когда он осознал, как мало их осталось. Но спустя мгновенье он забыл об этом, потому что увидел, о чем твердит Лейбофед.

Сверху, снизу и слева в их сторону беззвучно и стремительно ползли тонкие синие отметки, каждая не больше макового зерна, но это была россыпь удивительно слаженных маковых зерен, стремительно обтекающая их с трех сторон.

– Тут не только женевцы. – Голос Магнебода отчего-то похолодел. – Тут и прочие. Я вижу сигнатуры приданных Лауберу частей. И все они двигаются к нам. Почему они здесь? По плану направление их удара гораздо севернее. Должно быть, решили изменить планы, чтоб прийти к нам на помощь…

– Помощь от Лаубера? – Гримберт усмехнулся и только тогда заметил, что его губы искусаны в кровь. – Скорее я поверю в то, что Святой Петр придет на помощь язычникам!

Усмешка далась ему непросто. Внутри, на самом донышке души, что-то саднило, отравляя мысли. Так иногда бывает с хлебным вином, когда ленивый крестьянин закупорит в сосуд добрую вызревшую брагу, не заметив следы спорыньи. Через какое-то время оно превратится в яд, оставив на дне бутыли склизкий миазматический осадок.

– Как-то чудно они идут, – пробормотал кто-то из рыцарей, чьего голоса Гримберт не узнал. – Не по-походному.

– Не нравится мне это… – пробормотал Магнебод. – Больно уж похоже на огневой мешок…

Гримберт и сам это видел. Клинья женевских рыцарей раскрывались навстречу уцелевшим туринцам подобно исполинским цветам.

– Развертывание в боевые порядки, вот как это называется на языке тактической науки, – прошипел ему в затылок чей-то незнакомый голос. – Классическая схема из числа тех, что тебе знакомы наизусть. В таком порядке не движутся на помощь, мой друг…

Гримберт ощутил, как скрипят его собственные зубы, едва не перетирая друг друга.

Лаубер. Ядовитая змея Лаубер, которая будет извиваться даже с переломанной спиной, силясь укусить обидчика. Ах черт, он ожидал от Лаубера всякого, но в этот раз он, кажется, превзошел сам себя. Решился на немыслимо наглый трюк.

Он все распланировал верно. Сенешаль далеко, связи с ним нет. В кипящем котле, который зовется Арборией, давно перемешались боевые порядки и построения, вымпелы и флаги. А тут еще мятеж квадов под боком… Неудивительно, что граф Женевский решил обратить в свою пользу эту ситуацию. Покончить со старым врагом, воспользовавшись царящим среди штурмующих хаосом.

Ловко, ах, ловко! Гримберт рассмеялся жутким лающим смехом. Момент для удара был выбран наилучшим образом. От Туринского знамени осталась жалкая горсть рыцарей, а силы Лаубера пусть и подточены, но все еще внушительны. Один решительный натиск – и все кончено. После боя удрученный граф Лаубер доложит убитому горем сенешалю о том, что, несмотря на все предпринятые меры, маркграф Туринский Гримберт погиб в бою с мятежными квадами, являя собой образец рыцарского мужества.