– Килл-клин-клин-н…

Развернувшись на звук и глянув в небо, он увидел низко летящий белый клин, подсвеченный розоватым светом высоко стоящего солнца, сел на землю и заплакал, уткнув в колени голову.

Зинаиде он сказал, что ударился о камень, поскользнулся и ударился. Больше не сказал ничего.

Жена вызвала фельдшерицу Минькову, и та обработала рану, наложила швы. Феофан лежал теперь на кровати лицом вверх, перебинтованный, а Зинаида, пережившая какой-никакой испуг, крепко его пилила. Феофан лежал и молчал.

А потом, уже вечером, пришла сельсоветская председательша Валентина Кашутина, крепко почему-то сердитая, посмотрела на Павловского, видно, немного смягчилась, но пообещала твердо:

– Придется с тобой крепко разбираться, Феофан Александрович.

– Что такое? – заволновалась Зинаида.

– Человека он чуть не убил, вот что. Даже двух. Зинаида прямо задохнулась.

– Как двух? Когда?

– Сегодня утром, двоих охотников из Северодвинска, гостили у нас…

Феофан лежал и молчал, отвернувшись к стене, а Зинаида все допытывалась:

– А за что он их, Валя?

– Они его задержали при факте браконьерства, а он на них и напал с ружьем. Стукнул одного стволом в грудь, синяк страшный…

– Ничего не понимаю, – Зинаида опустилась на табуретку, – какого такого браконьерства? Ондатра эта, дак у него же разрешение…

– Какая ондатра, Зина, он лебедя застрелил на перелете. Лебедя! У меня в сельсовете и лежит, принесли как доказательство.

– Ты что, с ума сошел? – спросила Зинаида мужа. Феофан не ответил, только скрипнул зубами.

– Ой, – сообразила Зинаида, – а как он мог убить? Он ведь без ружья в лес-то ходил.

– Как это без ружья? На охоту и без ружья?

– Не брал сегодня, ей-богу! – Зинаида хлопнула ладонями себя по коленям. – Вот и люди подтвердят, кто видел. Ты разберись-ко, Валя.

Но Кашутину сомнение не тронуло. Она встала и перед уходом сказала:

– Товарищи жалко что уехали, но сказали, что, в случае чего, все письменно подтвердят, хотя пока не будут в суд… Люди благородные, власть, так сказать… Кому я больше верить должна? Им или Фаньке вашему? Будем прорабатывать!

Через два дня Феофан поднялся и первым делом похоронил Сваню на берегу, напротив своего дома. Еле выпросил в сельсовете.

На могиле лебедя Феофан поставил маленький белый столбик, на котором аккуратно вырезал одно только слово – «Сваня».

Через неделю его вызвали в сельсовет на заседание исполкома и проработали. Ругали вяло, но единодушно. Встрял только Петр Григорьевич, бухгалтер.

– Нет доказательств вины товарища Павловского, – сказал он, – ружья при нем не было, это зафиксировано. Может, зря ругаем?

Председательша Кашутина так взъелась, что бухгалтер, наверно, не возрадовался.

– Я тебе, Петр Григорьевич, не говорила разве, от кого поступил сигнал? Они же власть наша, советская! Не позволю ее охаивать!..

Бухгалтер больше не возражал. Феофан Павловский опять крепко запил, и жена его Зинаида снова от него ушла.