Вскрикнув, я отдергиваю руку, но уже слишком поздно. Бен моргает своими большими, теплыми — совсем как у мамы — глазами.

И садится.

— Маккензи? — спрашивает он.

Боль в моей груди уступает место панике. Бешено колотящееся сердце вдребезги разносит спокойствие, которое я должна сейчас демонстрировать.

— Привет, Бен, — выдыхаю я. От шока мне тяжело говорить.

Мой брат оглядывает комнату — ряды полок и ящиков до потолка, полумрак и пыль. Здесь все ему чуждо. Он торопливо свешивает ноги с края ящика.

— Что случилось? — Я не успеваю ответить, потому что он продолжает спрашивать. — А где мама? Где папа? — Он выпрыгивает из шкафа и сопит, нахмурив брови. — Я хочу домой.

Я протягиваю ему руку.

— Тогда пойдем домой, Бен.

Он хочет взять меня за руку, но останавливается. Снова начинает озираться по сторонам.

— Что происходит? — спрашивает он испуганно.

— Пойдем, Бен, — говорю я.

— Где я? — Чернота в его глазах начинает подрагивать. Нет.

— Как я сюда попал? — Он делает маленький шаг назад. Подальше от меня.

— Все будет хорошо, — говорю я.

Он смотрит на меня с выражением, полным паники.

— Расскажи мне, как я попал сюда. — Растерянность. — Это не смешно. — Огорчение.

— Бен, прошу тебя, — мягко говорю я. — Давай просто пойдем домой.

Не знаю, о чем я думаю. Да и могу ли я думать. Я смотрю на него и понимаю только то, что не могу оставить его здесь. Это Бен, а я клялась себе сотни раз, что никому не позволю причинить ему вред. Ни чудовищам под кроватью, ни пчелам во дворе, ни теням в чулане.

— Я не понимаю… — Он запинается. Глаза начинают темнеть. — Я не… Я был…

Этого не должно случиться. Ведь он не сам проснулся. Он не должен…

— А почему… — начинает он.

Я шагаю к нему и опускаюсь на колени, так, чтобы взять его руки в свои. Сжимаю их и пытаюсь улыбнуться.

— Бен…

— Почему ты не рассказываешь мне, что случилось?

Он пристально смотрит на меня. Чернота расползается слишком быстро, съедая теплоту и цвет. Все, что я вижу в его глазах, — отражение своего лица, искаженного от боли и страха, и нежелания верить в то, что он срывается. Оуэн не сорвался. Так почему срывается Бен?

Это несправедливо.

Бен начинает плакать и всхлипывает.

Я его обнимаю.

— Будь сильным для меня, — шепчу я в его волосы, но он не отвечает. Я прижимаю его крепче, словно пытаясь удержать того Бена, что я знала, сохранить его рядом с собой. Но он отталкивает меня с потрясающей для такого маленького тела силой. Я падаю, и пара чьих-то рук ловит меня.

— Отойди! — приказывает поймавший меня человек. Роланд.

Он смотрит на Бена, но слова предназначаются мне. Отодвинув меня в сторону, он шагает к моему брату. Нет, нет, нет, — думаю я, и слово повторяется в моей голове на разные лады, словно тиканье метронома.

Что я наделала?

— Я не…

— Не подходи! — рычит Роланд и опускается на колени перед Беном.

Это не Бен, — думаю я, глядя на Историю. У него пустые черные глаза, а у моего Бена теплые, карие.

Не Бен, — повторяю я, обхватив себя руками, чтобы подавить судороги.

Не Бен, — твержу я, глядя, как Роланд кладет руку ему на плечо и шепчет что-то так тихо, что я не могу услышать.

Не Бен. В руке у Роланда поблескивает металл, и он внезапно втыкает золотой ключ без зубцов прямо в грудь того, кто не был Беном. И поворачивает его.

Не-Бен не издает ни звука и повисает, как тряпичная кукла. Его глаза закрываются, он клюет носом вперед, и Роланд едва успевает подхватить его. Затем быстро берет его на руки и кладет в ящик. С лица брата исчезает боль, тело расслабляется и лежит ровно, словно он крепко спит.

Роланд закрывает ящик, и темнота поглощает тело Не-Бена. Я слышу щелчок замка, и что-то внутри меня разлетается на осколки.

Роланд, не глядя на меня, достает из кармана блокнот:

— Мисс Бишоп, мне очень жаль.

— Роланд, — молю я, — не делай этого!

Он пишет что-то на бумаге.

— Прости меня! — говорю я. — Прости меня, прости меня, пожалуйста, не надо…

— У меня нет выбора, — говорит он, глядя, как карточка на ящике Бена становится красной — метка полок, доступ к которым ограничен.

Нет, нет, нет, — снова метрономом раздается в голове. И каждый новый удар образует трещину.

Я делаю шаг вперед.

— Стой где стоишь! — приказывает Роланд. То ли из-за его резкого тона, то ли из-за того, что мне так больно, я подчиняюсь и не двигаюсь. Прямо перед моими глазами полки начинают меняться местами. С тихим шорохом ящик Бена движется назад, пока его не поглощает стена. Остальные ящики перемещаются, чтобы заполнить пустое место.

Ящика Бена больше нет.

Я падаю на колени, на старый деревянный пол.

— Вставай! — приказывает Роланд.

Мое тело повисло, как тряпка, легкие будто наполнены водой, и сердце бьется с трудом. Я встаю на ватных ногах, и Роланд берет меня за локоть и выводит в пустой холл.

— Кто открыл вам ящик, мисс Бишоп?

Я не выдам Кармен. Она хотела мне помочь.

— Я сама, — говорю я.

— У тебя нет ключа.

— Любой замок можно открыть двумя способами, — бесцветно говорю я.

— Я предупреждал тебя, просил, чтобы держалась подальше! — рычит Роланд. — Я говорил, что нельзя привлекать к себе внимание. Я говорил, что случается с Хранителями, потерявшими свой пост. О чем ты думала?!

— Я не думала, — говорю я. Горло дерет так, будто я плакала весь день. — Мне просто нужно было его видеть…

— Ты разбудила Историю.

— Я не хотела…

— Это не какой-нибудь чертов щенок, Маккензи. И тем более не твой брат. Эта штука в ящике — не твой брат, и ты об этом знаешь.

Под кожей я вся давно пошла трещинами.

— Как ты могла не подумать об этом?! — возмущается Роланд. — Если честно, я…

— Я думала, что он не сорвется!

Он замирает:

— Что?!

— Я подумала… может быть… он не сорвется.

Роланд кладет руки мне на плечи и сжимает их:

— Каждая. История. Срывается.

Только не Оуэн, — шепчет гадкий голосок в моем подсознании.