Мне смешно, но я не смеюсь, а вместо этого думаю о Даррене. Я широко улыбаюсь, вспоминая, как он медлил у двери. Мы оба всю неделю пытались выйти на работу. И всю неделю не могли оторваться друг от друга. Иззи замечает мою безмятежность и вскрикивает:

– Тебя это совсем не беспокоит?

Ну что тут сказать? Если она этого не понимает, то мои подозрения были верны: Иззи никогда не… Иззи никогда этого не испытывала. Без толку рассказывать о том, как он согревал мои вечно холодные ступни своими всегда горячими икрами, ягодицами и яйцами. Бессмысленно и даже бесполезно. Самое главное, что после того первого поцелуя у меня голова пошла кругом, зато вся жизнь обрела прочность. Я даже не знала, какой она была непрочной. А теперь знаю, чем пахнут его волосы, знаю, где ему щекотно. Я вылизывала его ноздри. Я занималась сексом, пока мне не становилось больно, но впервые в моей жизни это было только любовью. Мое тело больше не игральная фишка, не инструмент для заключения сделок и не аттракцион. Мир обрел краски.

Это все из-за меня! Из-за моей непрошибаемости, из-за моего стального сердца. Бедная Иззи, да разве она может меня понять? Я куда более восприимчива, моя интуиция острей, а логика ясней, но даже я не понимаю, как все это случилось.

Я иду на кухню, чтобы налить нам побольше джина с тоником. Пока я осторожно лью в стаканы джин, пока добавляю тоник, Иззи внимательно смотрит на меня.

– Безо льда?

– Он в морозилке, – бросаю я небрежно, направляясь к дивану.

– А лимон? – Я не отвечаю. Обычно я настаиваю на точном соблюдении пропорций. Джин нужно вылить на три кубика льда, добавить ломтик лимона и лайма (так я делаю всегда). Джин с тоником я готовлю так тщательно и сосредоточенно, что этих похвальных качеств хватило бы даже на приготовление изысканного обеда из трех блюд. Но сегодня мне не до чепухи. Честно говоря, готовить джин с тоником мне неинтересно. Это же не Даррен.

И я плюхаюсь на диван. Мы сидим, поджав ноги, перед открытым огнем. У меня замечательный газовый камин, он чище и удобнее, чем настоящий. Он, конечно, не дает такого приятного запаха, но невелика разница, и потом ради удобства можно пожертвовать роскошью.

– Он уехал сегодня утром, и я целый день старалась отвлечься, смотрела видео, но мне попадались фильмы только про любовь. Сменила одну за другой четыре разные кассеты, несколько компакт-дисков и прочла первую страницу сборника рассказов, но что бы ни делала, везде натыкалась на одно и то же.

Иззи снова ухмыляется.

– Интересно, откуда у тебя книги и фильмы про любовь?

– В том-то и дело! Пока я не встретила Даррена, это были просто рассказы и фильмы, а теперь это рассказы и фильмы про любовь. Это что-то мистическое. То, что я так считаю, означает…

– Что ты влюбилась.

– Не мели чушь, – огрызаюсь я. Иззи не смотрит на меня, она сосредоточена на джине. – Я не влюбилась. Не влюбилась! Просто это влияние поп-культуры.

Мы молчим, глядя на мерцание языков пламени. Я вспоминаю, как мы с Дарреном катались перед огнем, подражая одной знаменитой звездной паре из мыльной оперы. И плевать, что там думает Иззи.

– Чего ты боишься, Кэс? – Оказывается, она думает обо мне.

– Я влюбилась. – Слова прокатились по комнате. Прогремели, ворвавшись в нашу жизнь. Наконец прозвучали, принеся мне облегчение и одновременно ужасно испугав. – Мы любим друг друга.

– Правда? Правда-правда? – Иззи вскакивает, и на этот раз джин с тоником летит у нее из рук. Я сердито смотрю на нее, встаю, приношу с кухни тряпку и молча вытираю джин.

– Да, – вздыхаю я. Эмоции так и рвутся из меня. Мы обе удивлены и довольны этим признанием. Иззи просто неистовствует. Будто я сообщила ей о выигрыше в лотерею, или будто выиграла она сама.

– Как ты это поняла? Когда ты поняла? О боже, Кэс, это дивно.

Я улыбаюсь, наслаждаясь этим мгновением.

– Поняла, когда мы регистрировались в том отеле. Ужасное место, ковры в цветочек, а стойка завалена приглашениями на соревнования по дартс и выставки народных ремесел. У него была с собой сумка.

Иззи недоумевает, и я продолжаю:

– Он взял презервативы, зубную щетку и чистые трусы. Так что помимо того, что я его безумно хотела, что он интеллигентен, порядочен и интересен мне (все это замечательные качества, но не они меня обычно подкупают), я сообразила, что он дерзкий и ловкий.

– Джекпот, – улыбается она.

– Точно, – соглашаюсь я и, не удержавшись, хлопаю в ладоши.

Я наслаждаюсь воспоминаниями, а Иззи – надеждами.

– Ты знал, что мы окажемся здесь? – спросила я. Он поил меня шампанским (дешевым, но какая разница) из своего рта, заставив меня замолчать.

– Не был уверен. – Вот противный.

– Но ты этого ожидал?

Он оторвался от моих губ и припал к соску, выливая шампанское мне в пупок. Он двигался в озере вина, целуя и лаская мое плечо, ключицу, талию. Он пил шампанское, а я мысленно благодарила моего персонального тренера – не зря я по двести раз в день качала пресс.

– Я не ждал этого. Я надеялся. Я же говорил, что я оптимист, – улыбнулся Даррен. Его губы влажны.

Его смелость и изобретательность стали последней каплей. Неожиданно Даррен оказался опасным. Когда он успел обыграть меня в нашей сексуальной шахматной партии? Он победил? Или я? А может, мы оба?

Это маловероятно.

Холодный стальной обруч страха стискивает мне горло, выдавливая счастье. Сердце, пульсировавшее у горла, вдруг тяжелеет и падает. Что я наделала? Что я наделала?! Это беда, которой я старательно береглась все двадцать шесть лет. И вдруг забыла об осторожности после двух недель знакомства.

Это абсурд.

Я этого не сделаю.

Я не могу себе этого позволить.

Это худшее, что могло случиться. Потому что теперь я верю всему тому, что видела по телевизору, слышала по радио, читала и смотрела в кино. Это правда. Это понимаешь сразу, как только встречаешь Его.

Свое божество, свой смысл жизни.

И жизнь неожиданно становится светлой, сияющей и наполненной смыслом. В фильмах и песнях про любовь все правда, но о том, чем кончается это чувство, рассказывают все те же фильмы и песни.

Болью.

Только болью.

Разве жизнь моей матери не доказательство?

Каждая секунда, проведенная рядом с Дарреном, была счастьем. Я переживаю это время снова, и теперь каждая секунда кажется мукой, а я отравлена мыслями о том, что все получилось не так. Когда он сказал, что любит меня, я была на вершине блаженства, в экстазе, а сейчас я в оцепенении. Когда Даррен был со мной, я в это верила. Во все верила, и в наше счастливое будущее, и в то, что вечная любовь существует.

Но сейчас моя уверенность гаснет.