В 1189 г. основатель династии Плантагенетов, больной, заброшенный, затравленный своим сыном Ричардом и Филиппом Августом, покорился, согласился на мир и через два дня после этого умер. Король Франции получил, таким образом, часть Берри и Овернь.

Филипп Август и новый король Англии в добром согласии отправились в Святую землю, чтобы отобрать у султана Саладина Иерусалимское королевство. Но Филипп, которому его положение сюзерена и организаторские таланты должны бы были доставить первое место в Сирии, видел, что его беспрестанно оттеснял и унижал его высокомерный вассал. Смерть графа Фландрского, давшая ему надежду на увеличение его домена, побудила его вернуться во Францию (в июле 1191 г.). Когда он узнал, что Ричард, тоже возвращавшийся из Святой земли, был взят в плен герцогом Австрийским Леопольдом, он захотел воспользоваться своей удачей, и вот тогда у него составился план, который все время, в течение более чем двадцати лет, не давал ему, покоя, а именно обобрать Плантагенетов в пользу своей династии. В 1193 г. он женился на Изамбур, сестре датского короля, для того чтобы одновременно получить и права на английскую корону, которую когда-то носил Кнут Великий, и поддержку датского флота для ее завоевания. В том же году он торжественно объявил императору Генриху VI, что отказывается от оммажа Ричарда и не доверяет ему как человеку вероломному.

Из боязни поссориться с императором он перешел к более скромному проекту и предпринял завоевание Нормандии. Но Ричард был освобожден 4 февраля 1194 г. А он был воителем опасным и богатым. Война, которую начали вести между собой оба короля и которая, прерываемая перемириями и временным миром, продолжалась пять лет, была жестокой. Филипп Август, несмотря на все свое мужество, не устоял бы, если бы папа Иннокентий III не заставил противников, забывших о Святой земле, заключить перемирие в 1199 г. и если бы несколько недель спустя не умер Ричард, убитый при осаде одного лимузенского замка.

Филипп Август снова стал надеяться на распадение анжуйской державы. Бароны Бретани, Анжу, Турени и Мэна поддерживали против Иоанна Безземельного молодого Артура, сына Жоффруа Бретанского, воспитанного при дворе короля Франции. Но Иоанн был признан королем в Англии и герцогом в Нормандии. Его побуждала и им руководила неутомимая мать его, старая Алиенора. Он был хорошо снабжен деньгами, ему хорошо служили. Выше мы видели, что именно в это время Иннокентий III готовился наложить интердикт на Францию. Филипп решил подождать более благоприятного случая, и был заключен мир в Гуле, близ Гальона, 22 мая 1200 г. Иоанн отказался от области Эврё, от части нормандского Вексена и от Берри. Его племянница, Бланка Кастильская, должна была выйти замуж за Людовика, наследника французского короля. Иоанн принес ленную присягу (оммаж) Филиппу Августу и заплатил огромный «рельеф» в 20 000 марок стерлингов. Так, без сомнения, возникла значительная часть военной казны, которой Филипп Август собрался в скором времени воспользоваться, чтобы отнять у Иоанна его наследство.

Основной причиной победы Капетингов над Плантагенетами было личное превосходство королей Франции, Филиппа Августа, Людовика VIII и Людовика Святого сравнительно с Иоанном Безземельным и Генрихом III.

В течение этого периода Филипп Август, выздоровевший от неврастении, полученной им на Востоке, избавившийся от своего страшного врага Ричарда Львиное Сердце, преисполненный доверия к будущему, достиг полного расцвета своей деятельности. Именно в это время автор Турской хроники мог изобразить его, как «красивого человека, хорошо сложенного, с улыбающейся физиономией, лысого, с красным цветом лица, склонного хорошо выпить и хорошо поесть, чувственного… предусмотрительного, упрямого… скорого на решения и осторожного, любящего посоветоваться с людьми незначительными». Другие говорят нам, что он одевается скромно, старается говорить кратко и умеет заставить себя бояться. Его упорная энергия в выполнении своих планов умерялась только изворотливостью его ума и политическим благоразумием, которое редко его покидало. Воля его подстрекалась огромным честолюбием. То была эпоха, когда благодаря поэтам и историкам каролингская легенда пышно расцвела и когда капетингская династия, благодаря браку Филлиппа-Августа с Изабеллой Геннегауской, ведшей свой род от Карла Лотарингского, хочет связать себя с родом Карла Великого. В последние годы XII в. Жилль Парижский сочиняет своего Carolitius для Людовика Французского, сына Филиппа и Изабеллы, и предлагает ему взять за образец своего великого предка. Положительный и практический ум Филиппа Августа не был, однако, недоступен химерам мировой империи. Его современник Джеральд Камбрейский приписывает ему следующие слова: «Удостоит ли Бог когда-нибудь меня или другого короля Франции милостью вернуть королевству Франции его прежнее положение и то величие, которое у него было во времена Карла?» Другой говорит, что Филипп «думал, что одного человека достаточно, чтобы управлять миром». Маловероятно, чтобы Филипп грезил о том, чтобы отнять императорскую корону у Отгона Брауншвейгского[85], но он был одержим мечтой соединить короны Франции и Англии.

Ему противостоял для защиты короны и французских ленов Плантагенетов полубезумный. Мы со своей стороны думаем, что Иоанн Безземельный был одержим душевной болезнью, в настоящее время ставшей известной и описанной современными психиатрами, а именно периодическим психозом. Удивительно, что современные историки могли ошибаться относительно этого и думать, например, что Иоанн был человеком злым, творящим зло обдуманно и хладнокровно, который не поддавался господству страсти над собой и поэтому тем менее заслуживал оправдания. Иоанн, наоборот, был человеком неустойчивым и невменяемым. К тому же он нес на себе бремя тяжелой наследственности со стороны своего отца Генриха II; среди его анжуйских предков были сумасшедшие и бешеные, и жизнь Фулька IV Угрюмого представляет своеобразную аналогию с его жизнью.

Если Иоанн был подвержен приступам яростного гнева, во время которых «глаза его метали молнии и он весь синел», то это была слабость, очень распространенная в те времена. Он получил ее от своего отца Генриха II, так же как и его брат Ричард. Гораздо характернее была его неспособность, действительно болезненная, кончать то, что он начал, и (в начале своей жизни) оставаться на той стороне, которую он себе избрал; он изменял всем, кто старался привлечь его на свою сторону: своему отцу, своему брату Ричарду, своим союзникам, своим друзьям, своим баронам, даже тогда, когда самый очевидный интерес заставлял его оставаться им верным. К этой неустойчивости присоединялось вздорное фанфаронство и циничное легкомыслие, возмущавшие духовных лиц: он не был в состоянии даже во время какой-нибудь церемонии, например, коронации его как герцога Нормандского, держать себя прилично. Но в особенности его военная и политическая карьера дает нам самые ясные указания о его душевном состоянии. Во время войн, которые вели с ним Филипп Август и его сын, его поведение представляет собой поразительную смену болезненного возбуждения и депрессии. Гервасий Кентерберийский ясно определил ее: он показывает Иоанна в началу его царствования действующим мужественно, потом так, что над ним насмехались и называли «вялым мечом»; затем воспрянувшим и ведущим победоносную войну, чтобы снова сделаться при первых же дурных вестях слабым и трусливым; наконец, в дальнейшем заслуживающим репутацию такой жестокости, какой не отличался ни один из его предшественников. Что касается его невменяемости, то даже враги признавали ее в нем. Капеллан Филиппа Августа Вильгельм Бретонец говорит о «бешеных поступках, от которых этот несчастный не мог удержаться, чтобы не совершить их». На него смотрели как на одержимого бесом. Англичанин Роджер Вендоверский рассказывает о той праздной жизни, которую Иоанн вел в то время, как Филипп отнимал у него Нормандию: Иоанн, говорит он, имел улыбающееся лицо, как будто все ему удавалось; думают, «что на него напустили безумие при помощи колдовства и порчи».