– Вставай, надо помыться и переодеться, – скомандовала она.

Настя не шелохнулась.

– Я не хотела переезжать, – прошептала она, – это все Петя, это он хотел. А я что? Я его просто люблю. Так обрадовалась, когда забеременела, а сейчас… Я не готова к этому всему. Я хочу в город вернуться, к подругам своим, гулять хочу, а не огурцы закатывать или подгузники менять. Она плачет все время, а я устала. Она меня раздражает.

По щекам Насти полились слезы. Вера молча посмотрела на соседку, затем погладила девушку по волосам.

– Я понимаю.

– Нет, – покачала головой Настя и вытерла слезы, – вы не поймете. Вы не такая. Вы все умеете, вы сильная. А я ничего не могу. И не хочу.

Осторожно, как тяжело больного ребенка, Вера взяла Настю за руку и потянула за собой в направлении ванной. В отличие от ее собственной ванная комната Насти и Петра выглядела на порядок лучше – новая недорогая плитка, хромированный смеситель и добротная чугунная ванна на кованых ножках. На современном полотенцесушителе грелись мягкие банные полотенца. Вера открыла теплую воду, щедро плеснула под струю воды гель для душа, благоухающий цитрусовыми, быстро раздела Настю и помогла ей сесть в ванну.

– Ты ошибаешься насчет меня, – сказала Вера после паузы, – я сбежала отсюда в семнадцать лет. Просто уехала от всех проблем. Так, как это хочешь сделать ты. И посмотри, чем все закончилось. Я снова здесь, а проблем стало еще больше, – усмехнулась она.

Переключив воду на душ, Вера принялась осторожно поливать Настю теплой водой. Намочила длинные волосы, нанесла шампунь и взбила густую пену. Настю затрясло. Вера сделала воду погорячее.

– Я не справлюсь. Я не люблю ее, – снова попыталась Настя донести свою мысль до Веры, но та нарочно не слушала. Сейчас расскажет – потом пожалеет. – Я чуть не умерла, – вдруг заплакала Настя.

Слезы смешались с детским шампунем. Вера осторожно смыла пену, ополоснула лицо девушки, выключила воду и помогла ей встать. На недавние роды намекал лишь слегка висящий живот, но вскоре и он исчезнет. Судя по сдувшейся груди, молока у Насти действительно не было. Да и откуда ему взяться, если она даже на руки ребенка не берет.

Вера закутала Настю в большое банное полотенце и помогла ей вылезти.

– Я ничего не могу, не умею, – твердила та как заведенная, не обращая внимания на Верины манипуляции, – я люблю обедать в кафе, люблю ходить по магазинам, квартирники люблю. И универ мне нравился! Зачем я его бросила? А этот дурацкий дом я ненавижу. Столько проблем с ним! Зимой холодно, летом жарко. А ведь папа мне купил квартиру, и там у меня был кондиционер. И домработница.

Плотину прорвало. Настя заплакала и начала волна за волной выплескивать всю правду на Веру. Про то, как ее воспитывал отец, про то, как баловал до потери пульса. У нее были лучшие игрушки, лучшие платья, и они с папой часто путешествовали. Вокруг всегда вертелась уйма подружек, они придумывали веселые шалости, ходили на дискотеки, менялись одеждой. У Насти не было в жизни настоящего горя, никакого, она просто росла папиной принцессой. Иногда ей казалось, что это неправильно, но это чувство быстро проходило. А потом она встретила Петра. Он показался ей таким… взрослым, умным, сильным. Трагический образ, печать на лице, которая так привлекла девушку. Ей казалось, что Петр стоит по ту сторону жизни, о которой она только догадывалась. И ей захотелось туда заглянуть.

Она влюбилась. Так влюбилась, что потеряла голову. Ведь Петр был совершенно не похож на всех мальчиков, с которыми ей приходилось встречаться до него. И она решила, что сможет, как жена декабриста, пойти туда, куда он позовет. Вот только не смогла.

Вера молча кивала. Они вернулись в комнату.

Уложив притихшую девушку на диван и прикрыв ее клетчатым пледом, Вера достала из корзинки самодельную маску и нанесла толстым слоем на лицо Насти.

– Наведем красоту, – нарочито бодро сказала она.

Насте было все равно. Выплеснув все свои печали, она замолчала.

– После родов всегда сложно, – мягко пояснила Вера. – Ты словно теряешь себя – беззаботность, легкость, детство. И твое сердце больше тебе не принадлежит. Меняется и душа, и тело. А тут еще все вокруг давят. Твердят, что ты должна быть с ребенком, должна стать идеальной матерью, заботиться только о малыше и забыть о себе.

Настя кивнула.

– А я не могу, – проговорила она слабым голосом.

– Ну и не надо. Понимаешь, ребенку на самом деле все равно, будешь ли ты кормить его сама или дашь смесь. Станешь ли торчать с ним рядом двадцать четыре часа в сутки или, пока он спит, уделишь время себе. Ребенку нужна счастливая мать. Не нервная, не издерганная, не жалеющая о том, что не может помыть голову. А веселая, любящая и счастливая.

Вера размотала полотенце, укутавшее волосы Насти.

– Где у тебя расческа?

– В ванной.

Вера вернулась в ванную, на одной из полочек отыскала дорогую щетку с натуральной щетиной – призрак прошлой жизни. Вернувшись к девушке, она осторожно принялась расчесывать длинные спутанные волосы.

– Они скоро начнут выпадать, – предупредила Вера, – придешь ко мне, подстригу немного и дам тебе отвар, чтобы новые быстрее отрастали, сильные и густые.

Настя молчала, прикрыла глаза. Ласковые, равномерные движения Веры успокаивали ее и навевали сон.

– Я не смогу, – прошептала она.

– Сможешь, невелика наука.

Спустя две минуты Настя уснула. Вера осторожно, с помощью марли, сняла маску с ее лица – кожа выглядела порозовевшей и посвежевшей. Светлые волосы стали высыхать. Девушка снова выглядела фарфоровой статуэткой. Вера положила платье на диван, в ногах у Насти. Старые вещи так и остались в ванной, им место в стирке.

Вера поколебалась – дома ждала Оля, но и оставлять Настю в таком состоянии один на один с малышкой не хотелось. Словно в ответ на ее сомнения на крыльце раздались шаги, дверь отворилась, и вошел Петр. С удивлением уставился на соседку:

– Вера? Что-то случилось?

Затем бросил встревоженный взгляд на Настю и выронил пакеты на пол.

– Что с ней?

– Все в порядке. – Вера успокаивающе подняла руку и, понизив голос, кивнула в сторону кухни: – Мне надо с вами поговорить.

Петр кивнул, поднял пакеты и прошел в крошечное помещение. Вера последовала за ним.

Минуту они стояли, глядя на хаос.

– Ей тяжело, – наконец-то сказал Петр.

– Да, но вы ее не корите и не ругайте ни в коем случае. Это бывает. Гормоны, пережитый стресс. Пройдет, но ей сейчас требуется ваша помощь.

Петр, словно враз обессилев, рухнул на стул.

– Она не любит дочку. Да что там не любит. Иногда мне кажется, что она ее просто ненавидит. Как такое может быть? – Он поднял глаза на Веру. Та присела напротив него.