— Может, нам, Инга, выпить по стаканчику? А то размазывать сопли по лицу — снова краситься придется? Как ты относишься к спиртному?

— Я? Никак… Я в кафе работала, официанткой. Давно… Еще до больницы. Нас строго предупредили — ни в коем случае ни на работе, ни перед…

— А нам с тобой на работу-то и не к спеху. Какая, к черту, работа, в этой-то дыре?

— Мы с вами как будто на гособеспечении?

— Не дай нам бог с тобой на подобный харч рассчитывать — одна тут дорога, на погост. А мы с тобой пока девчонки справные. А потому сходи-ка ты вниз, там я бутылочку ликера приметила. И пару рюмок с собой прихвати. Справишься?

— Ну, тетеря, сдавай! А то, как погляжу, совсем руки у тебя не шевелятся! — Грибман был уже изрядно поднабравшись. Сторожить, собственно, было некого, потому как никто, как ни странно, никуда бежать не собирался. Видать, прочно втемяшились предупреждения Кирилла о скоротечности бытия и прочих ужасах, подстерегающих желающих прогуляться всего-то в трехстах шагах от виллы. — Козыри крести, дураки вы вместе! — Сергей шлепнул о стол шестеркой и лукаво взглянул на Галкина — тот уже сидел без штанов и в одном ботинке. Да и Крокин выглядел не лучше — из всего гардероба на нем осталось только пара носков да галстук. — Вы, видно по всему, господа хорошие, в школе ходили в отличниках и в пионерские лагеря добрые папаши-мамаши своих чад не посылали. На дачки, к бабкам под юбку, к манной каше и черной смородине с куста? А подкидной дурак — это искусство, можно сказать! Вот еще валетик… И еще… А теперь вам — раздвиньте ладони…

Идея перекинуться в дурачка Галкину сперва пришлась по вкусу. Когда же от Грибмана поступило предложение сыграть на раздевание, у Володи появился небольшой такой шансик поставить хоть теперь бывшего коллегу в неудобное положение. Третьим без обсуждения был назначен Крокин — Серега грозно посмотрел на него из-под насупленных бровей и указал рукой на дверь — сейчас же на мороз, в эти самые пампасы. Нечего здесь за здорово живешь воздух портить… Крокин приуныл, но, не желая быть раздетым в первую очередь, взялся за игру с не меньшим рвением, чем и два его партнера. Но не судьба: Грибман в дурачка на раздевание собаку съел — всех малознакомых нимфеточек, если таковые раздеваться прилюдно не желали, усаживал за стол, разливал портвейн и хлопал по клеенке растрепанной колодой карт: все выглядело достаточно невинно и весьма демократично. Ну а что следовало далее, не мне вам рассказывать…

— А вот вернусь домой, — мечтал Грибман, подрезая колоду, — куплю на вырученные с продажи вашего барахла домик, размером с почтовый ящик, и займусь сельским хозяйством! Буду самогонку выращивать. Боты резиновые заведу и шляпу с полями… Дама пошла… А ты, Крокин, кино «Титаник» смотрел? С Ди Каприо? Вот у тебя рожа, как у него в последнем кадре, — вроде хотел описаться, да водопроводную систему разморозило. Давай сюда свой галстук, а ты, балбес, налей подполковнику еще стаканчик шерри! — Под шерри Грибов понимал какую-то цветную водку, которую он смешивал с изумительным по цвету ликером. Получалось вкусно и достаточно крепко. — Вот ведь, мать вашу! Первый раз за границей, и сижу с вами, балбесами… На хрена мне, скажем, эти вот ботинки сорокового номера? У меня, слава создателю, с седьмого класса сорок четвертый… И галстук в клеточку… Что я Нинон рассказывать стану? Опять врать придется — ничего, кроме ваших рыл поганых, за последнее время и не увидел. Ну, аэропорт еще и на лимузине прокатился… Швейцария — страна контрастов — сижу тут с вами, с ворьем… — Грибман опрокинул наполненный Галкиным стакан и совсем сник. — На сегодня все. Желающие завтра могут попробовать отыграться… — Собрав со стола и с пола всю одежду, он, слегка покачиваясь, побрел к лестнице, в сторону своей комнаты, насвистывая, нещадно фальшивя, прощальную песнь любимой утонувшего в Атлантике Ди Каприо.

— Ты, сучий хвост! — бросил ему вдогонку Володя. — Брюки-то хоть оставь!

— Ни-ко-гда! — прозвучало в ответ, и источник звука скрылся в проходе.

Берн оказался менее приветливым, чем Амстердам, — несмотря на полное отсутствие ветра, холод сковывал движения Галлахера. Особенно доставалось ногам, вспотевшим за время перелета. В тесных ботинках несчастного ювелира они казались двумя протезами глубокой заморозки. А вот подковки на каблуках действительно пришлись кстати — на редких замерзших лужицах они плотно впивались в ледяную поверхность, оберегая затылок и зад хозяина от незапланированных контактов. Но и кроме ног, у Галлахера было несколько довольно серьезных проблем. Первая состояла в том, что в Берн он попал без снаряжения и оружия. Вторая, не менее серьезная, — Род, разумеется, предполагал, что его таинственный заказчик уже наслышан о его подвигах. И теперь жизнь самого сержанта зависела прежде всего от его собственной изобретательности и осторожности. Но какая жизнь в нищете? Без денег, на которые Род так рассчитывал, он ощущал себя униженным, бессовестно обманутым и обобранным, но по-прежнему верил в собственную удачу. Чтобы вернуть несколько утраченный в собственных глазах авторитет солдата, ему, казалось бы, нужно совсем немного — оружие, время, которое утекало бессмысленно быстро, и транспорт, который доставил бы его туда, где, в этом он не сомневался, спрятан тот волшебный жезл, способный превратить его, Рода Галлахера, в самого счастливого человека на свете. Хотя бы временно.

Оружие. В одиннадцатом часу вечера в Берне приобрести его — фантастическая проблема. Род знал наверняка: все резервисты, прошедшие военную подготовку в вооруженных силах конфедерации, имеют право и хранят свое штатное оружие дома. В том числе и автоматическое. Но у отставного сержанта не было ни времени, ни возможностей обойти с проверкой все жилища уверенных в своей безопасности и нейтралитете швейцарцев — слишком много ненужного шума. Не годится. Тогда?.. Полиция. Просто абсурд — по заведенным порядкам патрульные менее чем парой на дежурство не выходят. Да и пешком они передвигаются крайне редко. Не лезть же в полицейский участок наобум — тут у Галлахера хватало сообразительности. Частные охранные структуры могли оказаться пустышкой — пара наручников, дубинка и счастье, если баллончик с какой-нибудь дезодорированной гадостью… Нужен был объект, определенно нуждающийся в серьезной охране по статусу, но в силу сложившейся традиции охраняемый достаточно формально. И подобным объектом мог стать… консульский отдел любого крупного государства — Британии, Германии, США… США предпочтительней — как заведено, вооруженный полицейский снаружи и пара пехотинцев за оградой. Турок, курдов и прочих неуправляемых борцов друг против друга не так уж много — это не Брюссель с Гаагой, а следовательно, и охраняются подобные учреждения «зацепи нога ногу…».

Такси, желтый, страдающий одышкой «Мерседес», подкатило к ограде консульства ровно в одиннадцать. Фонарь, горевший на крыше, говорил, что автомобиль свободен и готов по желанию седока отправиться хоть на край света. Ну, если и не на край, то до Невшателя он мог бы добраться без труда. Из такси вышел водитель, открыл крышку багажника и не спеша извлек из автомобиля инструмент и запаску.

— Простите, но здесь стоянка запрещена! — обратился к водителю розовощекий крупный малый лет двадцати. Он служил в полиции полтора года и был вполне доволен своей профессией. Увы! Никогда более этого милого, застенчивого в быту паренька не увидят его наставники, так любившие подшучивать над наивным, исполнительным капралом, — жало тридцатисантиметровой отвертки вонзилось в его молодое, здоровое сердце, перечеркнув все перспективы на досрочное присвоение сержантского чина…