Граждане могли принимать чужеземца, заботиться о нем, даже уважать его, если он был богат и знатен, но они не могли допускать его к участию в религии и в праве. В определенном смысле к рабу относились лучше, чем к чужеземцу, поскольку раб, являясь членом семьи, разделял семейный культ, через своего хозяина был связан с городом; боги города оказывали ему покровительство. Римская религия учила, что могила раба священна, а могила чужеземца – нет.

Для того чтобы чужеземец мог иметь хоть какое-то значение в глазах закона, чтобы мог заниматься торговлей, заключать договоры, владеть собственностью, чтобы законы города давали ему реальную защиту, он должен был стать клиентом гражданина. В Риме и в Афинах требовалось, чтобы каждый чужеземец выбрал себе патрона. Чужеземец, выбрав гражданина в качестве патрона, устанавливал связь с городом. С этого момента он начинал пользоваться определенными преимуществами, предоставляемыми гражданским правом, и находился под защитой закона.

Слово «отечество» означало у древних землю отцов – terra patria. Отечеством каждого человека была та часть земли, которую освятила его домашняя или национальная религия, где были погребены останки его предков, над которой господствовали их души. Его «малой родиной» был небольшой огороженный участок земли, принадлежавший его семье, где находились семейная могила и очаг. «Большой родиной» был город с пританеем, героями, священной оградой и территорией, с границами, отмеченными религией. «Священная земля отечества», говорили греки, и это были не пустые слова. Для людей земля действительно была священной, поскольку здесь жили их боги. Государство, город, отечество не были, как в наше время, абстрактными понятиями; они отражали неразрывное единство культа местных божеств и господствовавших над душами людей религиозных верований.

Этим объясняется патриотизм древних, то исключительно сильное чувство, представлявшееся им высшей добродетелью, в которой совмещались все остальные добродетели. Все, что было человеку дорого, объединялось для него в отечестве. В нем он имел свое владение, свою безопасность, свои законы, свою веру, своего бога. Теряя отечество, он терял все. Личные и общественные интересы не могли вступать в противоречие; это было практически невозможно. Платон говорит: «Отечество – это то, что нас порождает, нас питает, нас воспитывает», а по мнению Софокла: «Отечество нас сохраняет».

Для человека отечество не просто место жительства. Если он покидает пределы священных стен, переступает границы священной области, то у него больше нет ни религии, ни общественных связей. За пределами отечества для него не существует ни организованной жизни, ни закона; вне отечества он лишается своих богов и духовной жизни. Только в отечестве он сохраняет человеческое достоинство, имеет определенные обязанности. Только там он может быть человеком.

Отечество привязывает к себе человека священными узами. Человек должен любить отечество, как любит религию, подчиняться ему, как подчиняется богу. Человек должен всецело отдаться ему. Он должен любить свое отечество, в дни побед и безвестности, процветания и неудач. Он должен любить его и за его благодеяния, и за его суровость. Сократ, несправедливо осужденный отечеством, не стал любить его меньше. Отечество надо любить, как любил Авраам своего Бога, такой любовью, когда готов принести ему в жертву даже собственного сына. Но, главное, за отечество нужно уметь умирать. Грек или римлянин жертвует жизнью не ради преданности какому-то человеку или делу чести; он жертвует жизнью ради отечества, поскольку если опасности подвергается отечество, то опасности подвергается и религия. Человек сражается за свой алтарь, священный огонь очага, поскольку враг, захвативший город, разрушает алтари, гасит очаги, оскверняет могилы, уничтожает богов и культ. Любовь к отечеству – благочестие древних.

Древние не могли представить более жестокого наказания, чем лишить человека отечества. Обычным наказанием за тяжкие преступления было изгнание.

Изгнание, по сути, представляло запрет на отправление культа. У римлян и греков изгнание человека означало отлучение его от огня и воды. Под огнем понимался священный огонь жертвоприношений, а под водой – очистительная вода. Таким образом, изгнание оставляло человека вне религии. Вот что говорит один из персонажей Софокла относительно изгнанника: «Пусть бежит он и никогда не приближается к храмам. Да не говорит с ним ни один из граждан, да не приемлет его никто; да не допустит его никто к участию в молитвах или жертвоприношениях; да не предложит ему никто очистительной воды!» Дом осквернялся от одного присутствия изгнанника. Человек, принявший изгнанника, становился нечистым от соприкосновения с ним. «Всякому, кто с ним вместе вкушал, пил или касался его, должно очиститься», – предписывал закон. Изгнанник не мог принимать участия ни в одной религиозной церемонии; у него больше не было ни культа, ни священных трапез, ни молитв; он был лишен своей доли религиозного наследия.

Надо понимать, что для древних бог не был вездесущ. Если они и имели смутное представление о боге всей вселенной, то не его считали своим провидением, не к нему обращались с молитвами. Богами каждого человека были те боги, которые жили в его доме, на его земле, в его городе. Изгнанник, покинувший свое отечество, оставлял и своих богов. Он больше нигде не находил религии, которая могла бы утешить и защитить его; он был лишен счастья молиться. Он был лишен всего, что может удовлетворить потребности души.

Кроме того, религия была источником гражданских и политических прав. Изгнанник, теряя религию и отечество, терял все права. Исключенный из культа города, он одновременно лишался домашнего культа и был вынужден погасить огонь своего очага. Он утрачивал право собственности; его движимое и недвижимое имущество отчуждалось в пользу богов или государства. Потеряв культ, он терял и свою семью; он переставал быть мужем и отцом. Он терял власть над сыновьями; его жена больше не была его женой и могла немедленно выйти замуж за другого. Регула, взятого в плен врагами, римский закон рассматривал как изгнанника. Когда сенат просит его высказать свое мнение, он отказывается отвечать, поскольку изгнанник не может быть сенатором; когда жена и дети бросаются к нему, он уклоняется от объятий, поскольку у изгнанника нет ни жены, ни детей.

Согласно Ксенофонту, изгнанник терял «дом, свободу, страну, жену и детей». После смерти он не мог быть погребен в семейной могиле, поскольку был изгоем.

Нет ничего удивительного в том, что древние республики зачастую позволяли преступникам совершать побег, спасаясь от смерти. Изгнание считалось не менее суровым наказанием, чем смерть. Римские юристы называли его высшей мерой наказания.