Содружества 27 августа 1918 года, когда в больничном листе были отмечены три случая. На следующий день их стало уже восемь, еще через день – пятьдесят восемь, а пятнадцать человек заболели настолько сильно, что их перевели в военно-морской госпиталь в Челси. 8 сентября грипп добрался до лагеря Кэмп-Девенс. За десять дней тысячи больных, охваченных лихорадкой, заполнили лагерные госпитали; прошло всего несколько недель, а морг уже был набит посиневшими трупами солдат, умерших от удушья. (Некоторым пациентам с характерным гелиотропным цианозом удалось выжить.) Потом эпидемия устремилась на запад и юг страны, достигнув апогея – если судить по цифрам, отражающим смертность, – 4 октября и в соседние дни[570]. Третья волна, которая пришлась на начало 1919 года, снова охватила целый ряд регионов мира, прежде всего Англию, Уэльс и Австралию. Нечто похожее на четвертую волну случилось в Скандинавии в 1920 году. Воюющие страны пытались скрывать все новости, связанные с пандемией, чтобы те не ослабляли боевой дух солдат; и это вряд ли могло способствовать осведомленности общества о болезни. Ее прозвали «испанкой», поскольку только пресса соблюдавшей нейтралитет Испании, практически не подвергаемая цензуре, сообщала об этом гриппе хоть что-то похожее на правду.

Пандемия привела к смерти от 40 до 50 миллионов человек. Почти все из них задохнулись от скопления крови и других жидкостей в легких. Если говорить в абсолютном выражении, то больше всего людей погибло в Индии (18,5 млн) и в Китае (от 4 до 9,5 млн), но уровень смертности широко варьировался в зависимости от места. Болезнь унесла примерно половину (44,5 %) населения Камеруна и четверть (23,6 %) жителей Западного Самоа. В Кении и Фиджи умерло более 5 % людей. Другие страны к югу от Сахары, данными по которым мы располагаем, потеряли от 2,4 % (Нигерия) до 4,4 % (Южная Африка) населения. Высокой была смертность и в Центральной Америке: погибло 3,9 % жителей Гватемалы и 2 % мексиканцев. Многие умирали и в Индонезии (3 %). Что до Европы, то самый высокий уровень смертности наблюдался в Венгрии и Испании (около 1,2 %); Италия чуть отставала. Северная Америка, напротив, отделалась относительно легко: умерло от 0,53 до 0,65 % населения США и 0,61 % жителей Канады. Примерно так же справилась Бразилия; Аргентину и Уругвай «испанка» по большей части пощадила[571]. Как показывают цифры, грипп был совершенно равнодушен к военному статусу стран. Возможно, изначально распространение болезни действительно было связано с расквартированием и переброской войск, но потом все стало иначе.

В Соединенном Королевстве, по официальным данным, умерло 150 тысяч человек, но современные оценки дают иную цифру – 250 тысяч; сюда входят и сопутствующие случаи смерти от летаргического энцефалита, а также пять тысяч абортированных младенцев (среди беременных смертность была ужасающе высока)[572]. В США от испанского гриппа, как считалось, умерло 675 тысяч человек, и из них 550 тысяч случаев относились к избыточной смертности (иными словами, сверх того, что ожидалось за определенный период при нормальных условиях). Эквивалентный уровень смертности в 2020 году означал бы гибель 1,8–2,2 миллиона жителей США. «Испанка» убила на порядок больше американцев, чем погибло на полях сражений (53 402). Согласно цифрам, которые приводились в отчетах Военного министерства США, грипп отправил на больничную койку 26 % американской армии – больше миллиона человек – и убил почти 30 тысяч новобранцев, не позволив им даже добраться до Франции[573].

«Так это делали немцы в Шато-Тьерри» (Во время недавней войны в боях погибло около 1000 человек из Северной Каролины.) и «Так это жители Северной Каролины делают у себя дома» (13 644 жителя Северной Каролины умерли прошлой осенью и зимой в результате эпидемии гриппа – болезни, передающейся через слюну!)

В этом есть жестокая ирония, но в отличие от других подобных эпидемий грипп 1918 года лишил жизни непомерно многих молодых – как и война, которая ему предшествовала и позволила распространиться. Из 272 500 мужчин, погибших от гриппа в США, примерно 49 % были в возрасте от 20 до 39 лет; только 18 % были моложе 5 лет и 13 % – старше 50[574]. Конечно, самые молодые – и самые старые – были (как обычно) весьма уязвимы перед болезнью, так что все страны, для которых доступны возрастные коэффициенты смертности, зафиксировали примерно W-образную кривую распределения; это справедливо для Австралии, Индии, Новой Зеландии, Южной Африки и Соединенного Королевства, где 45 % всех погибших граждан были в возрасте от 15 до 35 лет[575]. Убивал не столько сам вирус гриппа, сколько иммунная реакция на него. Это казалось противоестественным, но у людей с более сильной иммунной системой риск умереть был выше, чем у тех, у кого она была слабее. Хорошую иллюстрацию того, как пандемия повлияла на молодых людей, а также яркое описание мучительных галлюцинаций, которые переживали больные, можно найти в повести Кэтрин Энн Портер «Бледный конь, бледный всадник» (1937), краткой истории любви военных лет, жестоко прерванной вирусом-убийцей[576].

Холера имела классовые предпочтения. Грипп, как считалось, – нет. В Англии начальник центрального бюро регистрации актов гражданского состояния утверждал, что частота встречаемости испанского гриппа менялась «в явной зависимости от социального класса, хотя и не слишком сильно». Его коллега, занимавший такую же должность в Шотландии, уверял, что «самой неординарной чертой распределения смертности» стала ее «универсальность»[577]. В Times писали так: «…участь горожан была не легче той, какая выпадала крестьянам; белые справлялись с болезнью не лучше черных или желтых; жители заснеженных гор – не успешней обитателей тропических джунглей. Иммунитетом к этому умерщвлению – и то относительным – обладали только самые юные и самые старые. Казалось, они, и только они, не возбуждали у чудовища аппетита»[578]. На самом деле в Британской империи жертвы болезни весьма различались, но к разделению на классы это не имело почти никакого отношения. Отмечалась более высокая смертность в беднейших, наименее благоприятных для здоровья районах Лондона, но корреляция с нищетой вовсе не была сильной. В Тайнсайде самый тяжелый удар пришелся на города Хебберн и Джарроу – но в них просто жило много моряков и рыбаков, работающих на кораблях и лодках и в силу своих занятий более уязвимых перед вирусом. Впрочем, в Новой Зеландии маори погибло примерно вдвое больше, чем белых[579]. Среди