class="p1">Он подошел, глядя прямо в глаза. Зрачки сверкали фонарями.

А на смуглой руке белел Перст Вильгельма.

Тьма!.. – ахнула Аланис. – Как же просто! В нем тоже есть первокровь!..

Она обхватила шавана за шею и впилась в его губы. Целовала долго, жарко, проникая языком глубоко в рот. Для уверенности даже прикусила губу и слизала соленую кровь.

Потом Алишер начал стаскивать с нее платье.

- Эй!.. – герцогиня оттолкнула его, собираясь выгнать прочь.

Он снова ринулся к ней, схватил, прижал к себе. Все мышцы на нем ходили ходуном, молодое тело обжигало жаром.

Аланис подумала: до Флисса один день, а до Звезды – наверное, десять. Хочу взять с собой что-нибудь приятное. Тьма сожри, почему нет?!

Это было идовски сладко. И душа, и тело изголодались по вкусному, горячему, живому. Она отдалась Алишеру с такою силой, что он, выжатый и потный, уснул прямо на ней. Не без труда Аланис выбралась на волю. Взяла Перст Вильгельма, сказала нужные слова. Предмет засиял приятным лунным светом – но не наделся на руку. Она повторила разборчиво, по буквам. Сказала команду прямым текстом, потом – обратным, как учила Чара.

Ничего.

Может, Предмету не нравится трехпалая ладонь?

Перехватив Перст в другую руку, она повторила приказы.

Ничего.

Она говорила тихо, чтобы не проснулся Алишер. Может быть, Перст ее не слышит?

Вышла из шатра в ночь. Голая, с Предметом в руках. Если кто заметит…

Плевать на них. Некого стесняться. Перст заговорит, и через пять минут здесь не будет ни одной живой души! Уж я-то не промахнусь. Главное – убить Хайлаха, только он опасен. Остальных – спокойно, в удовольствие, со вкусом. Пройти по лагерю и одного за другим… Конечно, они бросятся бежать, когда Хайлах погибнет. Бегущих придется убить первыми: никто не должен предупредить Гной-ганту. Потом дострелить спящих. Боги, как будет приятно! Оставить только Алишера – он все равно мой раб. Служанок можно пожалеть… А остальных – в пыль, в мясо, в пепел!

- На руку! Огонь! – Приказала Аланис. – Укур ан! Иного!

Дура, - сказал воображаемый Эрвин.

Голая, потная, грязная шлюха, - сказал герцог Ориджин, – но это еще полбеды. Вот что действительно плохо: ты так и не научилась играть в стратемы.

Она выронила Перст Вильгельма, когда начала понимать: подковы могут лишь скакать и рубить, особую силу дает только искра.

* * *

Предместья Флисса она узнала издали. Как не узнать? Это третий из любимых ею городов, после Алеридана и столицы. Свежее дыхание Дымной Дали - аромат кувшинок и водной пены. Живописные холмы, резные прозрачные рощи в низинах. Опрятные городишки ремесленников, забавно разделенные по цехам. Когда-то в детстве она обожала их. Могла много часов провести в каждом: у портных пересмотреть все платья, у булочников – перепробовать каждую сладость, у сапожников – перемерять все башмачки. Ее приводило в восторг, что на каждой улице, в каждом квартале – обувь, и каждая пара отличается от других. Потратив день или два, можно найти красивейшую, самую изысканную, единственно достойную ее ножки. И дело даже не в красоте, а в поиске клада, что увенчался успехом. Великое искусство - выделить лучшее из сотен и тысяч!

- Красавица, у нас хорошие кони, - подмигнул ей Алишер. – Заедем в рощицу и насладимся, а потом быстренько догоним остальных…

Она едва сдержалась, чтобы не ударить его. Проклятый бесполезный идиот! Твоя кровь так же никчемна, как ты сам!

- Потом, после боя… - пообещала она, кривясь от собственной лжи.

Аланис все еще надеялась использовать его, но не понимала – как. Ночь потрачена впустую, а сейчас рядом другие шаваны, ни о чем не договоришься. И Флисс уже слишком близко, и слишком плохо на душе. Чтобы подбить человека на измену, следует быть хитрой мерзавкой. Аланис была грустной дурой. А городские шпили уже поднимались над лесами.

Отряд взобрался на последний холм, и ганта Хайлах разразился отборной бранью. Аланис подъехала ближе, поглядела. Войско Фарвея уходило на юг без боя. Утекала от Флисса блестящая река доспехов, мечей, шлемов, копий. Уползали флаги с костями и сердцами… Никто не поможет ей победить Пауля. Никто в целом мире, сожри его тьма!

- Да чтоб вас выдрал под хвост Темный Идо! – процедила она.

Хайлах глянул с уважением и добавил от себя:

- Пускай Гнойный Червь заглотит этих трусов!

Она согласилась:

- Пусть на Звезде они жрут из свиного корыта.

Хлестнула коня и помчала вниз, к воротам Флисса - туда, где Пауль. Ничто уже не имело значения, все рухнуло. Нет времени соблазнить командира, не будет битвы, которую можно выиграть. Осталось пройти путь до конца – и увидеть, как растопчут Флисс.

Пусть хотя бы быстрее!

Когда она настигла авангард, тот еще не вошел в город. Пауль и ханида вир канна почему-то не рвались на штурм. Стояли в поле, ярдов за триста от ворот, а перед ними держали позицию защитники города.

В числе двух женщин.

По никому не известной причине орда все еще не раздавила этих двух сумасшедших баб и не хлынула во Флисс. Пауль чего-то ждал, окруженный кольцом перстоносцев. Женщины молились, поминутно осеняя себя спиралями.

Аланис подъехала к командиру, следом за ней – Алишер.

- Прости, - сказала она Паулю. – Знаю, что ты изгнал меня, но думала, будет бой. Я не могла пропустить.

Он повернулся к ней – не такой, как ночью, а прежний. Без страха, без похоти, равнодушный. Спросил:

- Ну как, ты наелась?

- Прости?..

- У тебя чесалось между ног. Я дал тебе время. Почесалась?

Он мельком глянул на Алишера, и Аланис залилась густой краской.

Пауль повел рукой. Шея шавана хрустнула, голова отвисла назад, за плечи. Сломанное тело проскакало еще несколько ярдов, прежде чем рухнуть с коня.

- Он имел мою женщину, - спокойно сказал Пауль остальным ханидам. – Нельзя иметь мою женщину. Я не разрешаю.

Гной-ганта тронул поводья и поехал вперед. Аланис двинулась следом, плененная его жестокостью. Так сложилось между ними, что один всегда имел власть над другим. Если Аланис не правила Паулем – она была его рабыней.

Проехав сквозь кольцо перстоносцев, Гной-ганта приблизился к двум женщинам. Аланис нагнала его – и вот они стояли рядом, двое против двоих. Пара конных – против пары пеших. Два злодея – против двух монашек.

Одну из защитниц Флисса Аланис не знала в лицо, но вторую вспомнила с первого взгляда: