Она глубоко вздохнула. Сколько времени прошло с тех пор, как она приехала и обнаружила пьющего, дикого, потерянного и красивого мужчину, который сидел на веранде собственного дома? Три недели? Четыре?

Люди не меняются так быстро. Может, сейчас он чувствует себя влюбленным и счастливым, темнота отступила перед новым любовным приключением, но как долго это продлится? Проблемы не решены. Он по-прежнему пьет немного больше, чем ей бы хотелось, хотя надо признать — гораздо меньше, чем было раньше. Он не напивается, но, похоже, не может встретить вечер без одной или двух порций алкоголя. Означает ли это, что у него алкогольная зависимость? Или нет? Она понятия не имела, но знала, что он не бережет себя. Или бережет? Элли вспомнила о том, какой он с ней — веселый, добрый, милый. И еще подумала о том, как он мужественно перенес горе, создав этот прекрасный мир орхидей, и как пытается использовать красоту для того, чтобы решить экономические проблемы каких-то людей в дальних странах. Это не похоже на саморазрушение.

Нахмурившись, девушка отпила большой глоток сладкого чая и поставила стакан. На стерео Мейбл пела печальный блюз о потерянной любви, и казалось, она поет о будущем Элли, о будущем, в котором нет Блю. Но почему нет? Может, он не настолько потерян для всех, как она думала вначале. Может, он как раз сейчас выбирается из длинного туннеля горя и уже готов полюбить снова. Может быть. "Ой, Элли, перестань анализировать!" Она постоянно занимается этим. Убеждает себя на месяц или несколько, что именно этот мужчина отличается от остальных, что его можно спасти. Все, что ему надо, — это любовь, ее любовь, конечно, чтобы он снова стал целостной личностью. Какой соблазнительный сценарий. И такой же несостоятельный, как и все прежние. Никого нельзя спасти, если только он сам этого не захочет. Никого!

Она не стала бороться с печалью, позволив себе ощутить боль. Элли хотела спасти Блю, хотела, чтобы он добился успеха. Это ее желание было эгоистичным, потому что победа означала бы, что она может остаться. С грубой улыбкой она покачала головой и пошла назад к столу, чтобы снова погрузиться в работу. Это, пожалуй, единственный способ выбраться из ситуации, не потеряв рассудка, — поскольку сердце ее уже потеряно. Именно сейчас она поняла, что их прекрасное короткое счастье скоро закончится.

Она сможет сохранить Блю в числе своих друзей, если будет последовательной и сильной, если пообещает себе с честью и достоинством удалиться в ту же минуту, как будет закончено исследование. Потому что ее первое впечатление о нем было правильным. Блю Рейнард — человек потерянный, и она не сможет спасти его. И понимает, что не выдержит того, чтобы остаться и смотреть, как он убивает себя. Как только она закончит собирать материал, ей придется уехать.

Впервые с тех пор, как они с Элли стали близки, Блю приснился его сон. Они ужинали с Лэни в городе, и Блю почувствовал какую-то отстраненность, легкий холодок со стороны Элли, который приписал тому, что они впервые все втроем появились на людях. Может, это ее немного смущало, ставило в неловкое положение. Но Лэни явно получала удовольствие, и вскоре Элли расслабилась за бифштексом и бокалом вина.

Правда, позже она все еще казалась невнимательной, и они впервые не занялись любовью. Блю принял душ и, когда вошел в комнату, увидел, что она крепко спит. Он осторожно лег рядом, чтобы не разбудить ее.

Блю проснулся от грома и завывания ветра в водосточных трубах. Подскочил с пересохшим ртом и тотчас подумал о торнадо. Было как раз подходящее время года. Элли продолжала спать, ничего не слыша. Она слала так же, как и ела, — как девочка десяти лет, весь день проигравшая на улице.

Он осторожно отодвинулся от нее, натянув простыню ей на плечо, чтобы она не замерзла. Подхватив джинсы, вышел в холл и там надел их. Собаки пошли за ним вниз, стуча когтями по половицам. Он включил телевизор на канале погоды, ожидая новостей, достал из посудного шкафа бурбон и хрустальный стакан. Налил себе, вслушиваясь в дождь и считая секунды между тем, как сверкала молния и раздавался удар грома. По телевидению — никаких предупреждений, и молния еще далеко. Достаточно безопасно.

Но он совсем проснулся. Включил стерео, тихо, как шепот, чтобы слышать музыку сквозь окно, выходящее на веранду, потом вынес бутылку и стакан, придержав дверь для собак. Саша сразу выскочила наружу, а Эйприл заколебалась, глядя через плечо на лестницу, потом снова на Блю.

— Она в безопасности, детка, — сказал он. — Можешь выйти с нами.

За верандой дождь стоял стеной. Зигзаг молнии расколол воздух, и тотчас грянул гром. Блю поднял брови. Это было не слишком далеко. Эйприл тихо заскулила, прижимаясь к его ногам.

— Не любишь грозу, детка?

Облизываясь, она наклонила голову, как будто чувствуя вину. Блю ощутил влажное дуновение, прохладное и душистое, и налил себе выпить. Трава сияла бледно-серым светом, и по краю земли лес подкрадывался к самой изгороди. Маленьким мальчиком он представлял себе, что деревья на цыпочках подходят ближе, когда никто не видит. Было далеко за полночь, и не слышалось ничего, кроме шума дождя. Во всем мире оставались только Блю, бурбон и эта дыра в его внутренностях, пустая черная дыра, которая иногда, казалось, готова была затянуть его целиком, если он не будет бдителен. Сегодня там разливалась боль, удивляя его своей свирепостью после нескольких недель затишья.

Он проглотил виски одним глотком, ощутил, как алкоголь прожигает себе дорогу, попав как раз в эту дыру и заставив ее сжаться. Он налил еще. Саша со вздохом растянулась на полу и заснула. Эйприл подняла нос, чуя что-то, чего Блю не мог определить, потом, как будто чувствуя его настроение, подошла и села, прижавшись к его ноге, глядя в ночь вместе с ним.

— Ах ты, славная псина.

Он положил руку на густую и мягкую шерсть, благодарный Эйприл за то, что она составила ему компанию. Он просто гладил ее, а она подняла голову и вежливо лизнула его в подбородок.

Сквозь шум дождя доносилась музыка, ускользающий блюз, который заставлял его вспомнить все свои печали. Он прихлебывал виски, и перед его глазами стояло смеющееся лицо его жены. Он старался никогда не думать об Энни. Никогда. Он отдал все ее вещи на следующий день после похорон, и люди сказали, что он поступил правильно, приняв ее смерть с такой спокойной печалью.

Но по правде говоря, он просто не мог вынести того, чтобы случайно наткнуться на ее вещи. Шарф, оставленный на кресле. Подушка с запахом ее волос. Пара туфель, сброшенных под столом. Он бы сошел с ума, если бы не убрал все это из дома.

Ее родители занялись и похоронами. Вскрытие показало многочисленные травмы головы и груди — водитель грузовика, заснув за рулем, врезался в ее машину, когда она возвращалась из Хьюстона, от кузины. По мнению Блю, все было ясно, и следователь согласился. И чтобы избежать мыслей об этом, не представлять себе снова и снова эту трагедию, Блю собрал все ее вещи, сложил в коробки и вынес наружу.

Когда это было сделано, он собрал все фотографии, какие мог найти, начиная с детских, и отнес их на чердак. Прошло почти два года, прежде чем он встретился с другой женщиной, и то только по физической необходимости.