— Вот контракт. — Хетти вывела его на линзы Марины. Беглый взгляд — как много пунктов относительно случайной смерти, — ставим «инь» и обратно к Карлиньосу.

— Не отключайся, — сказал он по частному каналу связи с Мариной. Одиннадцать байков, четыре угла. Значит, они с Карлиньосом будут мчаться наперегонки с «Маккензи Металз» и их кораблями к самой дальней, итоговой точке этой территории.

Ездоки заняли свои места. Машина Марины выглядела зверем из скрученного алюминия и потрескивающих топливных элементов. Вытравленное на хромированной поверхности изображение Лунной Мадонны глядело на нее из центра руля, и лицо-череп ухмылялось. Пока Марина усаживалась в седло, произошло сопряжение ИИ с Хетти. Байк ожил. Управление оказалось простым. Вперед, назад. Для скорости — покрутить ручку.

Не успел поезд остановиться, как Карлиньос завел двигатель и стартовал с платформы вагона, описал высокую и красивую дугу, блестя в земном свете, и приземлился за крайним рельсовым путем. К тому времени, когда Марина спустила свою машину на поверхность и научилась не позволять ей вставать на заднее колесо самым жутким и смертельно опасным образом, Карлиньос уже исчез за горизонтом.

Она определила направление, повернула ручку газа и направила свой байк по следам в пыли. Скорость увеличилась рывком, и она приблизилась к клиновидному строю, где слева от Карлиньоса было пустое место. Марина заняла его. Карлиньос обратил к ней безликий щиток шлема и кивнул.

Байкеры мчатся вдоль длинного и невысокого края кратера Айммарт К. Марина поворачивает, объезжая кусок выброшенной породы размером с труп. Ей в голову приходит мысль: этот камень тут валяется дольше, чем существует жизнь на Земле. Тусклый серый камень, преграждающий путь. А в конце пути — дно мертвого моря.

Карлиньос вскидывает руку, но фамильяры уже передали ездокам инструкции. Трое байкеров отделяются от левой части клиновидного строя и едут в направлении восток — юго-восток. Марина видит, как за ними медленно оседает пыльный след. Их цель — юго-восточная вершина четырехугольника. И вот девять байков мчатся по темной и плоской местности кривым звеном. Езда легкая, быстрая, монотонная и полная подвохов; худших, тех, что порождаешь сам из-за скуки, осведомленности и монотонности. Плоско-плоско-плоско. Монотонно-монотонно-монотонно. И это все? Плоско-плоско-плоско быстро-быстро-быстро. Зачем выдумывать спорт, который состоит в том, чтобы просто мчаться во весь опор по прямой линии? Может, в этом все дело. Мужчины и их игры. Все можно превратить в бессмысленное соревнование, даже быструю езду по дну лунного моря. Должно быть что-то еще. Трюки, демонстрация навыков. С точки зрения Марины, вся суть спорта — в трюках, очках или скорости.

В намеченной точке пути Карлиньос опять вскидывает руку, и край правого «крыла» отрывается, по уходящей на запад дуге пересекает море. Юго-восточный угол участка находится в пятидесяти километрах. Пять оставшихся байков мчатся дальше.

— Тебе нравится бразильская музыка? — спрашивает голос Карлиньоса, пугая Марину. Ее машина вихляет, потом выравнивается.

— Не очень. Она вся какая-то… фоновая. Может, в ней есть что-то, чего не в состоянии понять норте вроде меня.

— Я тоже ее не понимаю. А мамайн обожает. Она на этой музыке выросла. Это ее связь с домом.

— Дом, — повторяет Марина, и это не вопрос.

— Лукас — большой меломан. Он как-то попытался объяснить мне, в чем суть — саудади, горечь и сладость, все такое, но я не вник. Я простой. Мне нравится танцевальная музыка. Ритм. Что-то физическое, ощутимое.

— Я люблю танцевать, но не умею, — отвечает Марина.

— Когда вернемся, когда все закончим, отправимся на танцы.

На скорости сто девяносто пять километров в час посреди Моря Змеи сердце Марины чуть не выскакивает из груди.

— Это что, свидание?

— Я приглашаю всю бригаду, — говорит Карлиньос. — Ты еще не знаешь, какие вечеринки закатывают Корта.

— Вообще-то я была на одной — помните, в Боа-Виста? — говорит упавшая духом Марина. Внутри своего пов-скафа она заливается краской.

— То была не вечеринка Корта, — возражает Карлиньос. — Итак, какая же музыка тебе нравится, Марина Кальцаге?

— Я выросла на тихоокеанском северо-западе, так что — сплошные гитары. Я ро́ковая девчонка.

— А-а. Металл. Моя бригада только и слушает, что металл.

— Нет. Рок.

— Есть разница?

— Большая разница. Как и говорит ваш брат, в это надо вникнуть.

Передний радар рисует за горизонтом препятствие. На объезд уйдут драгоценные минуты.

— Ты многое обо мне знаешь, Марина Кальцаге, — мне нравится танцевальная музыка, я приверженец Долгого Бега, я люблю свою мать, но недолюбливаю старших братьев. Я люблю младшего брата, а сестру совсем не понимаю. Ненавижу деловые костюмы и слой камня над головой. Но я по-прежнему ничего не знаю о тебе. Ты любишь рок, ты норте, ты спасла моего брата — и все.

Препятствием оказывается высокий обнажившийся пласт горных пород, застрявший тут с тех времен, когда древние потоки базальта затопили бассейн Моря Змеи. Переход для пологой, эродированной Луны выглядит резким, но Карлиньос без колебаний держит путь прямо на скалы.

— Меня сюда вроде как случайно занесло, — говорит Марина.

— Никто не оказывается на Луне случайно, — возражает Карлиньос, и его байк, ударившись о скалистый выступ, пролетает десять, двадцать метров, прежде чем упасть на поверхность, подняв тучу пыли. Марина едет следом. Она чувствует себя беспомощной, брошенной; ее сердце вот-вот разорвется от паники. Держи руль прямо. Прямо. Когда заднее колесо касается земли, она с трудом удерживает байк в прямом положении, потом опускает второе колесо. Держи курс. Держи курс. Она возбужденно ахает.

— Ну? — спрашивает Карлиньос по частному каналу.

— Моя мама заболела. Туберкулезный менингит.

Карлиньос шепчет на португальском, обращаясь к Сан-Жоржи.

— Потеряла правую ногу от колена, левую парализовало. Она живая, она разговаривает и вроде как выздоровела, но это не она. Не моя мама, которую я помню. Только кусочки, которые смогли спасти в больнице.

— И ты работаешь на больницу.

— Я работаю на «Корта Элиу». И на мою маму.

Теперь они остаются вдвоем. Следом за Карлиньосом она съезжает со скал, и перед ними раскидывается широкое Море Змеи.

— Я родилась и выросла в Порт-Анджелесе, штат Вашингтон, — говорит Марина, потому что они только вдвоем, одни посреди равнины, которая, куда ни кинь взгляд, закругляется в сторону от них; она рассказывает о том, как росла в доме на краю леса, где было много птичьего пения, и звенели китайские колокольчики, и трепетали на ветру флаги и ветровые конусы. Мама: практик рейки[31] и ангельская целительница, гадалка по картам и мастер фэн-шуй, наперсница для кошек, выгуливательница собак и тренер лошадей: полный набор профессий, составляющих сферу обслуживания в конце двадцать первого века. Отец: стойко дарил подарки на дни рождения, праздники и по случаю вручения дипломов. Сестра Кесси, брат Скайлер. Собаки, туманы, лесовозы; гул двигателей больших кораблей, доносящийся со стороны канала, процессия автофургонов, мотоциклов и трейлеров, тянущаяся к горам и воде; деньги, которые всегда появлялись, когда на переднем дворе шуршало шинами отчаяние. Осознание того, что весь этот танец происходит в шаге от коллапса, спасением от которого всякий раз становился очередной зарплатный чек.