Чувствуя даже сквозь броню корсета огненную ладонь Лео на своей талии, я ощутила не только радость, которую искала, но и уверенность в том, что я, без сомнения, любима.

Хлебная биржа — обычно продуваемое со всех сторон помещение с высокими потолками, широкими, открытыми взору балками и усыпанными опилками полами — в тот вечер преобразилась. Полы были вычищены и до блеска натерты воском, полые внутри стены закрыты бархатными малиновыми драпировками, на больших позолоченных консолях возвышались истекающие воском канделябры и стояли букеты цветов, обмотанные кружевами и бечевкой. Приятным дополнением стала находившаяся в глубине зала громада ледяных плит, которые помогали охлаждать зал, нагретый свечами и жаркими телами танцующих.

Мой наряд, разумеется, оказался одним из самых элегантных. Однако недостатка в роскоши на балу не было. Разнообразие самых легких тканей — шепчущего муслина, тонких кружев, шуршащего тарлатана, газового тюля весенних расцветок — радовало глаз. Турнюры в тот сезон были расположены ниже, а количество складок на них уменьшилось. Элегантные и подтянутые мужчины щеголяли в облегающих черных брюках и фраках, открывающих большие манишки, на которых поблескивали золотые или бриллиантовые украшения. И конечно же, каждый был в белых лайковых перчатках.

Бальный зал услаждал все органы чувств: многообразие цветовых гамм, кружившихся, сливавшихся и расходившихся; чарующая музыка оркестра — низкие, сочные басы, отсчитывающие такт, и скрипичная мелодия, порхающая по залу; медово-сладкий аромат горящих восковых свечей, который соединялся с благоуханием тысяч тепличных цветов. А надо всем этим колыхался, то поднимаясь, то опускаясь, гул голосов — кто-то смеялся, кто-то кого-то поддразнивал, над кем-то подтрунивал, кто-то кому-то делал серьезные предложения.

— Право, люблю балы, — вздохнула я, довольная, что сегодня здесь я просто одна из многих красавиц-девиц.

— Сие наименее глубокая мысль из всех, что я когда-либо слышал из ваших очаровательных уст, но именно за это и люблю вас. — Лео снисходительно и даже, можно сказать, по-отечески рассмеялся. И я ему позволила это, ответив скромной, как и подобает девице, улыбкой.

— Что? Неужели я иногда кажусь вам чересчур серьезной? Наверное, вы предпочли бы болтовню о перчатках, бантах да зонтиках беседам о книгах, искусстве и идеях?

— Вовсе нет! Мне слишком много времени пришлось провести в обществе таких безупречных леди…

— Так, значит, вы не считаете меня безупречной леди? — Выгнув спину, я слегка отклонилась назад и, надув губы, изобразила негодование.

— Нет-нет, что вы… О Боже! — Лео беспомощно рассмеялся, подрагивая плечами. — Это один из тех разговоров, которые я никогда не смогу достойно закончить. Скажу лишь, что вы безупречны во всем, и я не желаю, чтобы вы изменились хотя бы на йоту. Ну вот… Я прощен?

— Пожалуй. — Я изо всех сил старалась сохранить серьезный вид, но не смогла удержаться от улыбки. Он мило смутился и стал похож на мальчишку. Я видела в его обращенных на меня глазах блеск и знала, что мы с ним равны во всех отношениях и именно поэтому он восхищается мной.

Мелодия закончилась бравурным скрипичным пассажем. Танцующие зааплодировали. Лео отдал поклон, а я сделала реверанс. Как-то так вышло, что мы оказались в центре зала. Все взгляды устремились на нас, и я поняла, что быть одной из многих, пожалуй, не желаю. Я хотела быть единственным предметом вожделений принца Леопольда, которым восхищаются, которого изучают, которому завидуют. Гордо подняв голову, с горящими щеками и блеском в глазах я смотрела вокруг и радовалась, что все на этом балу говорят обо мне. Я уже испытала, что такое дурная слава, но на сей раз моя слава была иного рода. Сейчас она пьянила, и, кажется, я дала лишний повод для толков, поскольку смеялась чуть громче обычного, чаще, чем требовалось, прикасалась к руке Лео, уводившего меня после танца. Но мне в тот вечер были безразличны окружающие.

— Алиса, моя дорогая! Дай-ка на тебя посмотреть!

Подавив вздох, я развернулась и оказалась лицом к лицу со своей старшей сестрой, только что прибывшей из Шотландии. Она явилась на бал в серебрившемся синем платье из тафты, лиф которого украшали вертикальные ряды крошечных розовых бутончиков из шелка — изобретательный способ привлечь внимание к верхней части лифа. Впрочем, не заметить очевидного было невозможно: Ина раздалась. Другого слова и не подберешь. После рождения первого ребенка моя сестра располнела и приобрела вид почтенной матроны.

Ее муж, высокий и худощавый Уильям Скин, был славным малым и обладал безграничным терпением. Я любила своего ученого зятя. Он напоминал нашего папу, всегда витающего в облаках, но при этом обладал и холодной практичностью. Сестра же как две капли воды походила на мать. Уильям Скин и Ина были отличной парой: мужчинам-мечтателям всегда хорошо с энергичными, деятельными женщинами.

— Дорогая моя, ты великолепно выглядишь. — Я обняла сестру. — Какое милое платье! Где ты нашла такой серебристый оттенок серого? Он почти в точности повторяет цвет твоих глаз!

— Ну разумеется, в Лондоне. В Эдинбурге ничего не найдешь. Я сказала Уильяму, что просто обязана съездить в Лондон перед балом.

— Я уверена, что ты была права, — сказала я с легкой улыбкой, вспоминая, как часто в прошлом Ина говорила со мной вот таким же покровительственным тоном. — Поездка того стоила. Платье вышло на редкость удачным.

— Миссис Скин, какое счастье! — Лео поклонился и поднес пухлую руку Ины к губам.

Сестра вспыхнула, присела в реверансе и начала энергично обмахиваться веером, выбрав одну из своих дразнящих улыбок. Впрочем, эта улыбка теперь не была так эффектна, как в четырнадцатилетием возрасте Ины.

— Мне весьма приятно видеть вас снова, Ваше Королевское Высочество. Очень рада, что вы, судя по всему, полностью оправились от болезни.

— Благодарю вас. Конечно, ведь у меня был мощный стимул для выздоровления. — Лео с улыбкой взял мою руку и прижал ее к себе локтем.

Ина вскинула брови, поджала губы и, как я заметила, обменялась взглядом с мамой, стоявшей у входа в небольшую комнату, приготовленную к вечеринке специально для принца.

Поймав взгляд Ины, мама ринулась вперед, чуть ли не волоча за собой Роду.

— Сэр, — начала мама с обеспокоенной улыбкой, — очень надеюсь, вы не откажетесь потанцевать с моей милой Родой… в ее бальной книжке вдруг образовался пробел, а она так надеялась на польку.

— Боюсь, я занят. — Лео бросил взгляд на бальную книжку, висевшую у меня на запястье.

— Но Алиса, разумеется, согласится пропустить один танец ради сестры? — Мама заулыбалась еще яростнее. Вскинув брови почти до самых волос, она обратила взгляд на меня.

Кровь закипела в моих жилах, но свой гнев на подобное вторжение я оставила при себе.

— Конечно, — процедила я сквозь зубы. — Я совсем не против. Извольте.

Бедная Рода (ей явно претило то, что ее использовали подобным образом — во время разговора она стояла, уставившись в пол, с приклеенной к лицу улыбкой) присела в реверансе, а Лео поклонился. Как только оркестр заиграл музыку, они пошли танцевать.