— По-моему, очень странно, что вы показали их мне. С какой целью вы это сделали? — Я нетерпеливо поднялась с кресла: слишком уж я разозлилась, слишком была сбита с толку, чтобы продолжать сидеть. Несмотря на жару, я стала расхаживать по гостиной, еле сдерживая желание по-детски пинать ногами, раскидывая в стороны все, что попадалось мне на пути: какие-то непонятные предметы, скамейки для ног, картины. — Что вам с того, что вы показали мне эти фотографии?

— Я просто хотел, чтобы вы увидели его истинное лицо. Ведь он вас использовал. Разве вы не понимаете?

— Понимаю. — И я действительно это понимала. В некотором смысле я всегда это понимала. Например, наша сказка. Он извлек из нее для себя пользу, в том числе и благодаря мне.

— Вы были не более чем объектом — очаровательным, но все же объектом. Вы и не подозреваете, что вас ждет погибель.

— Что вы подразумеваете под словом «погибель»? — Резко развернувшись на каблуках, я уставилась на мистера Рескина, желая высказать ему в лицо то, что думаю, поскольку мне надоел и он, и его…

Игры. Мистер Доджсон пытался предупредить и все время оберегал меня.

— А то и подразумеваю: вы сгубили себя ради мужчины, который вас не заслуживает, а теперь не можете соответствовать тому, кто вас достоин. Ведь именно этого вы боитесь больше всего, не так ли?

Я промолчала. Хотя когда-то, возможно, согласилась бы с ним. Однако за последние несколько недель я словно заново родилась, словно получила второй шанс. Я увидела себя глазами Лео.

— А! Разумеется, я прав. Я всегда прав в таких делах! — Даже малейшее сомнение, посетившее меня, не могло укрыться от мистера Рескина. Его глаза торжествующе заблестели.

— Я не считаю, что погублена, как вы говорите… Ничего подобного! Если б это было так, я никогда бы не стала поощрять Лео, ибо слишком высокого о нем мнения. Отчего вы говорите обо всех нас такие вещи, такие ужасные вещи? Вы заставляете меня ходить к вам, обещая за это дружеское покровительство.

— И я сдержу свое слово. Просто мне хотелось, чтобы вы видели, насколько я отличаюсь от него. Мои чувства постоянны. Моя любовь чиста. Я никогда не искал вам замены. Вы — моя единственная душечка, моя кошечка… разве вы не видите, Роза, что я не таков, как все?

— Я не Роза. — Я старалась не повышать голоса — мне не хотелось, чтобы пришли миссис Томпсон или Софи, — но в то же время было нужно, чтобы он услышал меня раз и навсегда. Нужно, чтобы он меня узнал. — Я Алиса. Я не девочка-попрошайка, не девочка из сказки и не девочка с портрета, на которую вы сейчас смотрите! — Я, вскрикнув, смахнула портрет Розы со стола. Он упал на пол, и маленькая деревянная подставочка, на которой он стоял, развалилась надвое.

С каким-то животным воем мистер Рескин упал на колени. Схватив потрет, он прижал его к сердцу.

— Зачем вы это делаете? Почему вы пытаетесь уничтожить единственную вещь, что мне осталась от нее? Роза, моя Роза, моя кошечка… Ну почему ты меня так огорчаешь?

— Я не Роза!

— Не говорите так… не говорите. Мне нужно, чтобы вы были ею, разве непонятно? Нужно, чтобы вы были моей Розой, ведь она — это вы, она живет в вас. Вы с ней — одно целое, точно так же, как Доджсон и я. В этом вы не лучше нас. Мы все грешники. Даже Роза, чистая, милая Роза… она согрешила и умерла.

— Вы совсем не то, что он. А я никогда не буду ею. И никогда не пойду у вас на поводу, не опущусь до вашего уровня, до вашего бесчестья. Я не буду такой.

— А вы уже такая, — ухмыльнулся мистер Рескин. Его обвинение поразило меня, словно кинжал, вонзившийся глубоко в сердце.

— Вы не правы. — Я опустилась на колени возле мистера Рескина. Тот, продолжая покачиваться, прижимал к груди портрет. Он выглядел жалким, но при этом так злорадно улыбался, что исключал к себе всякое сострадание. — Прекратите, мистер Рескин… вы сами не понимаете, насколько вы жестоки! Я не Роза, Роза умерла. Я Алиса. И я не заслужила…

— Алиса из Страны чудес! — насмешливо проговорил он.

И тут я заметила, как бессмыслен и туманен его взгляд, сюртук сбился набок, жилет застегнут не на те пуговицы, а на рубашке возле воротничка виднелось желтое пятно. Бакенбарды мистера Рескина были против обыкновения растрепаны, и теперь от них несло не противными духами, а несвежей пищей.

— О, мистер Рескин… вы… вы явно не в себе. Позвольте вам помочь…

— Что вам наговорили? — Взгляд мистера Рескина вдруг отяжелел. Он бросил портрет, поднялся без моей помощи и недобро уставился на меня сверху вниз. — Что вам там обо мне наговорили?

— Не понимаю, о чем вы…

Схватив меня за руку, он со злобной ухмылкой рывком вздернул меня на ноги.

— Я знаю, что вам сказали. Это Эффи, Эффи вам сказала, не правда ли?

— Эффи? Ваша жена? Я никогда с ней не встречалась! — Я попыталась отстраниться, но вопреки кажущейся немощности мистера Рескина он оказался сильнее меня. Причем значительно.

— Эта гнусная шлюха наплела вам про меня черт знает что? Так?

— Не смейте говорить со мной подобным образом. Отпустите меня, пожалуйста.

— Эта гнусная шлюха сообщила вам подробности нашей брачной ночи? Сказала, что я не смог ее удовлетворить? Ведь так? Это ложь, гнусная ложь, и я могу доказать обратное. Богом клянусь, я могу доказать… — Отпустив меня, он начал снимать с себя сюртук.

Меня охватил ужас, я хотела уйти, однако чувствовала, что не могу оставить его в таком состоянии. Но как я буду смотреть мистеру Рескину в глаза, если позволю ему унизить меня и себя?

Как только он швырнул на пол сюртук, бормоча: «Шлюхи лгут, они лгут и стоя, и лежа, все равно», я, стиснув зубы, решительно шагнула вперед и влепила ему пощечину. Мою ладонь обожгла боль. Мистер Рескин отпрянул, в его глазах появился опасный блеск. Он сделал движение мне навстречу, словно собирался схватить меня за запястье. Но вдруг кровь отлила у него от лица, мистер Рескин обмяк и бессильно опустился на колени. Спрятав лицо в ладонях, он начал всхлипывать. А я продолжала стоять, пытаясь успокоить свое дыхание. Корсет, как тисками, сжимал мне грудь, но я и думать не смела о том, чтобы упасть в обморок.

— Простите, — прорыдал мистер Рескин, даже не пытаясь скрыть свой стыд. — Простите. Алиса… пожалуйста, простите меня.

— Простить вас? За что? За то, что чуть не набросились на меня? Или что назвали меня грешницей?

— И за то, и за другое. За все.

Я молчала. Я могла помочь ему, но разве тем спасла бы его?

— Прошу вас.

— Вы понимаете, что я более не смогу приходить к вам?

— Только не это! — Полный страдания, мистер Рескин подполз ко мне на коленях и схватил за руки, затем поднес их к губам и страстно поцеловал. — Нет! Я впредь буду держать себя в руках, обещаю… Просто я устал. Это больше не повторится, можете быть покойны. Я так полюбил наши с вами дневные встречи, ведь мне иногда очень одиноко…