Не знаю, на каком этапе я перестал думать о ней, как об одной из деталей огромного пазла под названием "развалить империю Воронов". Я постоянно забывал, чья она сестра и зачем, в конце концов, она мне понадобилась.

Но я вспомнил, вспомнил, когда этот чертов сукин сын начал намекать мне на то, что знает достаточно, чтобы Ворон отправил меня на тот свет. Мне, конечно, было чертовски интересно, насколько много он знает, но времени обсуждать не осталось, а самые "вкусные" десерты моего блюда я собирался преподнести им всем чуть позже. Разборки с итальянцами грозились перерасти в чудовищную войну, и мы все это прекрасно понимали. Я мог договориться с макаронниками в считанные секунды — снести пару голов и отправить в Италию отцу Малены коробочку с яблоками. Глазными яблоками. Язык силы всегда очень убедителен. Но Ворон решил, что я недостаточно умен, в отличие от его старшего сынка, натасканного на гениальные речи в высшем учебном заведении Нью-Йорка. Ему, видите ли, не нужна мясорубка, он хочет решить все чисто и без последствий. Ну-ну. Чисто уже ничего здесь не решить, разговаривать надо было до того, как Граф перекрыл макаронникам кислород на границе. Ворон ткнул меня мордой в дерьмо при всех, и я, как последний лох, в очередной раз все это сожрал. Правда, Графа мне захотелось пристрелить прямо у тачки, но тогда насмарку все годы, которые я потратил на то, чтобы разворотить эту идиллию изнутри и с наслаждением смотреть, как это царское судно, за бортом которого я барахтался изначально, идет ко дну, а потом собирать урожай, пока все самое ценное не прибьет к берегу и не попадет ко мне в руки. Но в тот момент мне снесло планки. К черту все. К такой-то матери. Дернуть затвор и нажать на курок. Может, и одновременно с ним. Слова о моем прошлом вывернули ту гнилую изнанку, которая кровоточила всегда. Есть раны, которые не заживают. Это была моя мать. Никто не имел права марать ее имя. Для меня она святая. Она меня растила, как могла, и дала намного больше, чем гребаный Воронов, который жрал красную икру в тот момент, как я блевал от голода.

Афган не дал выстрелить никому из нас, и был прав. Когда мы медленно опустили стволы, глядя друг другу в глаза, я чувствовал, как адреналин взрывает виски. Я был близок к тому, чтобы убить Графа, настолько, что у меня сейчас в голове звучали выстрелы на повторе. Все могло закончится здесь и сейчас.

Но все же не должно быть вот так, мне хотелось, чтобы Ворон знал, кто, почему и зачем все это сделал. Чтобы несмотря на ненависть ко мне, он мог бы мной все равно гордиться, как я сам гордился им. Это было какое-то фанатичное желание, чтобы он понял, кто я, что я его сын, что достоин большего, чем просто выполнять для него грязную работенку ликвидатора. Возможно, я бы и забыл о мести. Зачем лгать самому себе? У меня кроме Ворона никого не было и мне хотелось стать для него сыном. Иногда в минуты просветления я даже мечтал об этом, а потом ненависть заволакивала все проблески надежд и иллюзий. Я опустил руку. Не сегодня и не сейчас. Костлявая где-то на задворках сознания плотоядно улыбнулась, я показал ей третий палец и мы окончили этот раунд, впереди был уровень посложнее, и вполне возможно, что она получит меня в свои вечные объятия и уволочет прямиком в ад уже сегодня ночью, потому что я не верил, что итальянцы сядут за стол переговоров.

Мы приехали за город на полуразрушенный склад, где нам не помешали бы при любом раскладе. Пятнадцать парней, вооруженных до зубов, еще две тачки с братвой оставили у дороги — прикрыть, если подтянуться менты или еще кто-то левый. Возле склада увидели всего одну серебристую альфа-ромео. Итальянцев оказалось пятеро, что показалось мне довольно странным. Мы оставили ребят на улице и вошли в здание. Вначале все шло по плану. Андрей о чем-то говорил с Марко, невысоким плюгавым типом, который заправлял здесь кучей отморзков, работающих на Мараньяно, а я сканировал местность. Я нюхом чуял подставу.

Слишком поздно заметил отблески от снайперских винтовок на верхних этажах. Нас всех держали на прицеле. Я толкнул в бок Лысого и кивнул в сторону второго яруса, Лысый тихо выматерился.

— Что за… Твою ж.

— Нужно сообщить парням снаружи, чтоб прикрыли в случае чего.

Перестрелка началась неожиданно. Один из наших вбежал в здание с криком:

— Засада, пацаны. Там еще две тачки в кустах. Они наших… — его уложили сразу же, двумя выстрелами в голову.

Наверное, все произошло за доли секунд. Сухие щелчки затворов, Лысый орет Графу пригнуться, а я пускаю пулю прямо между глаз Марко. Началось месиво. Их оказалось в два раза больше, чем нас. Они расположились на верхних ярусах, и мы метались внизу, довольно удобные мишени, которые было так легко отстреливать.

Я рванул за высокие столбы, которые держали верхние этажи, расположенные полукругом. Отстреливался от гребаных "снайперов" и надеялся, что наши снаружи услышат шум и силы станут равны. Но нихрена подобного не происходило. Так что — либо там все мертвы, либо оглохли. Я отступал к выходу из здания, укрываясь за столбами, с горечью и бессильной яростью понимая, что нас перебили, как котят. Нужно уносить ноги. Меня зацепило неожиданно. Кольнуло в плечо и рука онемела, я выронил пистолет и почувствовал, как намок рукав куртки, следующий выстрел пробил левую ногу и я упал на бетонный пол. Суки. Таки попали. Значит, не даром эта гребаная вылазка казалась мне последней в моей жизни. Паршиво. Я рассчитывал еще на пару квестов. И птичка… совсем одна там.

Один из итальяшек шел ко мне со вскинутой винтовкой и целился в грудь. Я засмеялся, чувствуя, как смерть задышала в затылок. Адреналииин. Ну что, костлявая тварь, я тебе нравлюсь? Давай, улыбнись мне, может я оттрахаю тебя на том свете. Итальянец вдруг нелепо вскинул руки и рухнул лицом на бетон. Его мозги разлетелись всплеском ярко-алого феерверка и заляпали стену. Под головой быстро растекалось багровое пятно.

— Зверь, живой?

Увидел Графа, который бежал ко мне, оглядываясь по сторонам, пригибаясь от свистящих пуль. Присел за одним из столбов.

— Живой, — крикнул я и посмотрел на рану в ноге, — если до больнички доберусь в ближайший час.

— Где твоя пушка?

— Выронил, когда плечо зацепило.

Что-то быстро прошуршало по полу, и я подобрал пистолет, который Граф подтолкнул ко мне.

— Давай. Прикрой. Будем уходить.

Я "снял" одного из итальянцев, который целился в нас из-за рухнувшей панели, пока Андрей пробирался ко мне под пулями. На какие-то доли секунд я подумал о том, что если сейчас нажму на курок, то никто не узнает, что это я застрелил Графа. Сжал пистолет сильнее и… не смог. Убивать того, кто тебе доверяет и дал оружие, как-то низко и жалко. В другой раз и при другом раскладе. Если не сдохну, конечно.

Андрей рывком поднял меня с пола, я застонал от боли в ноге и грязно выругался сквозь зубы. Мне пока было некогда раздумывать, нахрена Граф заделался спасителем. Он мог давно свалить в одиночку, какого дьявола он тут играет в супергероя? Но на данный момент нужно отсюда выбраться, а вопросы оставим на потом.