не колеблют устоев, принципов марксистско-ленинского анализа как прошлого, так и современности. Тем более они не могут заслонить тот благотворный процесс укрепления дружбы народов, великого завоевания революционного Октября, социалистического строя. Но сказать о них надо, дабы не запутались окончательно отдельные ревнители “национального духа”»[96].

Внимательно ознакомились? Вам не показалось при чтении даже этого небольшого отрывка из статьи, что все это пишет настоящий партийный оборотень? В тот период он якобы был ярым «борцом с национализмом», а спустя четверть века стал духовным отцом и прямым подстрекателем известных националистических всплесков в Нагорном Карабахе и в республиках Балтии, приведших к кровопролитию и, по сути, к началу гражданской войны в многонациональном советском государстве. Представляю, какими стали бы уши у нынешних руководителей России после их трепки «архитектором перестройки» за такое «контрреволюционное антиисторическое действо», как открытие в Москве памятников П. А. Столыпину, императорам Александру I и Александру II, Крестителю Руси князю Владимиру Красно Солнышко, перезахоронение останков А. И. Деникина и В. О. Каппеля…

А теперь судите сами – прав или не прав был публицист Анатолий Салуцкий, который свою обширную публикацию в «Литературной газете» к 30-летию появления в этом же издании статьи А. Яковлева красноречиво озаглавил «Эволюция или мутация?».

«Идеология для него вторична. Он был весьма консервативным партийным идеологом, потом стал архитектором перестройки, после крушения коммунизма он вновь возложил на себя бремя надзора за идеологической стерильностью, выполняя миссию “либерального охранителя”, активного преследователя “носителей фашистско-большевистской идеологии”. Хотя не понятно, что это – “фашистско-большевистская”? Такого определения нет ни в одном правовом документе. Но если Яковлев в период перестройки назвал демократов левыми, а правоверных коммунистов – правыми, то чему же удивляться? Как типичный представитель элиты КПСС, он привык действовать не по законам, не по понятиям, а по личным усмотрениям, игнорируя общепринятые нормы.

Пишу это не в укор, а с пониманием. Таков человек – яркий, незаурядный, пассионарный, ищущий бурю и сеющий бурю. Другое дело, что обстоятельства вынесли его на гребень эпохи, а потому его личные качества повлияли на судьбу страны. Но именно этими качествами его натуры, а вовсе не глубокими убеждениями или непоколебимыми принципами была продиктована и статья “Против антиисторизма”, которая в 1972 году привела к смещению Яковлева с его высокого поста. Яковлев в то время не удержался от соблазна взорвать начинающую успокаиваться литературно-общественную среду. Не думая ни о последствиях для этой среды и для себя лично, ни о “последствиях лет и времен”. Так бывает с неуемными людьми, пришедшими во власть. На наше несчастье…

…Особенно жаркий спор возник в связи с так называемыми “маршальскими мемуарами”, которые выходили в ту пору, все сильнее прославляя Сталина. И в разгар перепалки Грибачев (Член ЦК КПСС, главный редактор журнала “Советский Союз”. – Прим. авт.) хватил кулаком по столу, да так, что зазвенели стаканы в подстаканниках, и воскликнул:

– Правильно Александр Николаевич Яковлев говорит: “Надо вернуть народу имя Сталина! ”

Впоследствии те, кто работал в ЦК рядом с Яковлевым, подтвердили мне, что Александр Николаевич действительно был автором этого важнейшего, поворотного в ту пору политического тезиса»[97].

Будучи «в политической ссылке» послом в Канаде, Яковлев гадил резидентурским «ближним соседям» как только мог: писал многочисленные кляузы в МИД и в ЦК (имел сомнительное удовольствие читать некоторые из них), препятствовал ротации дипломатических должностей для прикрытия оперработников, нашептывал разные пакости о руководителях резидентуры заезжим высокопоставленным визитерам из СССР. Но как только посол приезжал в отпуск на Родину – он сразу становился шелковистым, покладистым, раздававшим направо и налево обнадеживающие обещания. И при этом Яковлев всячески демонстрировал лояльность к руководителям советской внешней разведки: не уклонялся от посещения штаб-квартиры ПГУ в Ясенево, охотно шел на «доверительные», неформальные беседы с руководством Главка, был готов и в баньке посидеть в спорткомплексе с чекистами, и стопарик с ними опрокинуть за мир и дружбу между народами. Молодец, однако, всех своих явных и скрытых недоброжелателей в конечном итоге переиграл вчистую!

Многие «в лесу» успели заиметь на него не только чтобы зуб – а уже самый что ни на есть острый клык. Да вот только «трогать его за вымя» Председатель КГБ Ю. В. Андропов почему-то не велел. Хотя реальных поводов к тому было предостаточно, и некоторые документальные свидетельства на сей счет после горбачевского взлета Яковлева, вопреки существовавшим правилам и инструкциям, в печку тем не менее улетели лишь частично, и впоследствии некоторые их них нашли свое отражение в знаменитой «записке Крючкова».

Что бы сегодня не говорили сугубо позитивного об Ю. В. Андропове и столь же негативного об А. Н. Яковлеве, могу с уверенностью утверждать лишь одно, о чем ведаю не понаслышке: инициатива возвращения Яковлева из «ссылки» в Канаду принадлежала лично Андропову, а не кому-то иному из руководства СССР. Даже если за него действительно «замолвил словечко» тогдашний секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев после своего визита в Канаду – все равно окончательное решение было за Андроповым. И сия благая весть дошла до канадского «отшельника» не от кого-либо другого, а именно от В. А. Крючкова, его будущего злейшего врага. Работники разведки, которым я привык доверять «на все сто», в цвете описывали мне эту впечатляющую картину: Яковлев, несмотря на свою хромую ногу, в своем посольском кабинете в Оттаве пускается в пляс, получив «по эстафете» с нарочным из Ясенево долгожданное известие о предстоящем возвращении в Москву…

Другой эпизод. Достоверно знаю (благо все это происходило на моих глазах), что А. Н. Яковлев был первым из состава Политбюро ЦК КПСС, кто поздравил В. А. Крючкова с назначением на пост Председателя КГБ СССР. И телефонный разговор двух собеседников носил дружественный, я бы даже сказал – доверительный характер. Черная кошка пробежит между ними не сразу, а где-то поближе к концу 1989 года, и причины тому были не только идеологического свойства…

Потому утверждение В. А. Крючкова, датированное 2003 годом, – «Андропов прямо мне говорил: “Яковлев – антисоветчик”» – представляется мне сомнительным. Подобное суждение, думается, проистекает все из той же оперы, что и многие сделанные в период следствия публичные (и не только публичные) высказывания и оценки узников Матросской тишины, которые выстраивали их не от злого умысла, а, скорее, в качестве защитной, оборонительной аргументации для прокурорских работников перед лицом реальной угрозы уголовного преследования.

Однако впоследствии они были вынуждены следовать своим первоначальным, иногда не вполне корректным и не полностью правдивым логическим построениям для защиты на суде, чтобы их не упрекнули в непоследовательности собственных суждений или даже, упаси Господь, в преднамеренном искажении истинного положения дел.

На начальном этапе перестройки все выдвиженцы того периода: и Лукьянов, и Рыжков, и Янаев, и Бакланов, и Шенин, и Крючков, и