в общие заседания. Стремясь провести закон, Столыпин даже распорядился на время слушаний закрыть сессии земских собраний в губерниях, чтобы депутаты не отвлекались от думских дебатов[1033]. Кадетская ударная группа состояла из первых лиц партии. Запевал А.И. Шингарёв, назвавший аграрный вопрос фениксом, «возрождающимся из, казалось бы, потухшего пепла»[1034]. Его недоумение вызывал тот факт, что коренную проблему русской жизни пытаются разрешить через высочайший указ, в какой-то спешке. В то время как по другим серьёзным вопросам, с той же реформой земского самоуправления, правительство считает возможным возиться довольно долго, проводить бесчисленные обследования, созывать совещания и т. д. В земельных же делах власти ведут себя совершенно иначе, а между тем здесь идёт речь о разрушении института семейной собственности, сросшегося с крестьянской жизнью[1035].

Шингарёв ставит в пример старый Госсовет, тот самый, который ранее земские деятели проклинали как реакционное учреждение на пути общественного прогресса. Теперь, оказывается, там очень ответственно подходили к рассмотрению важных вопросов государственной жизни. И хотя заседали в нём, уточнял оратор, далёкие от нас люди, они хорошо понимали, что законодательство — это не шутка, и спешка здесь только вредит[1036]. После Госсовета был упомянут и Фёдор Самарин, воспевавший общинные порядки и тщательно изучавший народный быт[1037]. Действительно, подобные заявления из уст не кого-нибудь, а самого что ни на есть отъявленного либерала кого угодно могли заставить усомниться в реальности происходящего. Видимо, неловкость ощущал и сам Шингарёв. Поэтому кадетский оратор предусмотрительно не отнёс себя ни к её поклонникам, ни к противникам; по его убеждению, тут непонятно, чему поклоняться или что ненавидеть. Ведь община — в зависимости от условий — находится на различных стадиях развития, ей присуща целая гамма оттенков; единой картины нет и быть не может, а есть огромный, медленный, сложный процесс складывания и разрушения этого организма[1038].

Но в любом случае насаждать в этой среде частную собственность — контрпродуктивно. Конечно, оговаривается Шингарёв, он нисколько не против частной собственности как таковой; он против того, чтобы ограничиваться единственным фактором — формой владения, как это делает указ от 9 ноября 1906 года. В нём совершенно не учитывается, в какие политические условия попадают обладатели этой частной собственности. Между тем здесь содержится «очень много главного, принципиально важного, необходимого для осуществления хозяйственного блага, к которому стремятся авторы указа от 9 ноября 1906 года». Они считают так: разовьём богатство, а затем разовьётся и правопорядок. Иным словами, мы не будем улучшать политический строй, мы лишь позаботимся, чтобы люди земли стали богаче, а всё остальное приложится. Шингарев задаёт вопрос: так ли было в западных странах? Действительно ли они сначала разбогатели, а уж потом ввели блага правопорядка? И сам отвечает: нет, Франция, Германия и другие страны оставались нищими и голыми, пока в них не было правопорядка, и только его появление, создание прочных основ политической жизни привело их к богатству. «А тут (в правительстве России. —А.П.) думают как раз наоборот», — заключил Шингарёв[1039]. В завершение он призвал прекратить чрезвычайно рискованный эксперимент по насаждению частной собственности, так как вместе с ним может погибнуть сама благая идея[1040]. Затем всю эту аргументацию, только более ярко, воспроизвёл Ф.И. Родичев. Он напрямую связал развитие села с политическим строем: если строй не соответствует западным образцам, то ни о какой интенсивности хозяйства не может быть и речи — при бесправии урожайность не повысится: «Искать сухого места в воде есть утопия»[1041]. Оратор утверждал, что выделение хуторских хозяйств в российских условиях неосуществимо. Оно возможно, например, во Франции, где шоссейная дорога — явление обыкновенное, а непроезжая — исключение; где всякий посёлок соединён с миром. У нас же, сетовал Родичев, он к себе в поместье не может доставить искусственные удобрения для озимого сева, потому что проехать нельзя и груз лежит не станции[1042].

Фундаментальную речь против указа от 9 ноября 1906 года, как и полагается крупному идеологу, произнёс П.Н. Милюков. Это было не просто выступление, растянувшееся на два заседания, а целый экскурс в историю земельного вопроса в России. Так — сквозь историческую призму — Милюков попытался обосновать кадетское неприятие либерального по своей сути указа. Он зафиксировал три вехи: 1861 год, 1880-1890-е годы и момент издания последнего указа[1043]. При этом с идеологической точки зрения он выделил два течения: частно-правовое и государственно-правовое; борьба между ними определяла всю политику в данной сфере. По мнению Милюкова, частно-правовую точку зрения в ходе разработки крестьянской реформы отстаивало реакционное дворянство. Его представители ратовали за освобождение народа без земли, требуя отпустить их на все четыре стороны (тогда это называлось «птичьей свободой»); выкупать крестьяне должны были не наделы, а личность и её обязанности по отношению к помещикам. Этой позиции противостояла другая, олицетворяемая известными деятелями Н.А. Милютиным, Ю.Ф. Самариным и др. Они требовали того, что в настоящее время кажется далеко не либеральным: сохранения крестьянского сословия, а также общинного строя и управления. Это было необходимо, чтобы исключить вмешательство помещиков в жизнь освобождённого крестьянства. Потому-то их позицию и можно назвать подлинно государственной, по-настоящему демократической[1044]. Лучшие люди той поры рассчитывали, что атмосфера деревни оздоровится, что между сословиями начнётся тесное общение — на основе самоуправления суда, гласности и образования. Однако влияние в правительстве получили не те, кто верил в свободное развитие народа, а те, кто видел в народе «зверя, спущенного с цепи» и чьим идеологом стал министр внутренних дел граф Д.А. Толстой. В результате государственная позиция, прогрессивная прежде, трансформировалась в реакционно-дворянскую[1045]. Но с началом XX века всё снова поменялось: частно-правовая тенденция опять становится дворянской, теперь важны не деловые, а сугубо политические цели. Именно этим целям служит указ от 9 ноября 1906 года, вносящий хаос в крестьянскую среду. Его вдохновитель — Объединённое дворянство: вначале 1860-х эта организация не смогла взять верх, зато теперь мы наблюдаем за её реваншем[1046]. Вот почему истинные приверженцы либерализма, то есть кадеты, не могут поддерживать указ, провозглашающий частную собственность основой жизненного устройства.

Несмотря на старания Милюкова, его объяснения выглядели довольно мудрёными и удовлетворили далеко не всех. Как образно сказал один из депутатов, «он решился опереться на свой язык и нагнать на Госдуму такой туман, чтобы в этом тумане корабль ГД наткнулся на подводные камни и пошёл ко дну»[1047]. Оценивая обильные исторические справки Милюкова, князь А.Д. Голицын отмечал, что