Передавая черепок Шерри, я вдруг понял, как все, должно быть, произошло на самом деле, и поделился своими мыслями. Она слушала не перебивая, прижав к груди кусочек фарфора.

– Когда прибой и рифы разорвали «Утреннюю зарю» надвое, середина просела, а тяжелый груз и все, что было внутри, сместилось, круша переборки. Пушки, ядра, посуда и столовое серебро, монеты и оружие вывалились в море, усеяв дно заводи. Потом за дело взялись коралловые полипы и все поглотили.

– А ящики с сокровищем? – допытывалась Шерри. – Тоже выпали из корпуса?

– Чего не знаю – того не знаю.

Чабби, не пропустивший ни единого слова, сплюнул за борт и помрачнел.

– В носовом трюме переборки всегда ставили двойные, из трехдюймовой дубовой доски, чтобы в шторм груз не сместился, – проворчал он. – И все, что в нем тогда было, никуда не делось, по сей день там лежит.

– Вот, а знающие люди в Лондоне десять гиней берут за консультацию, – подмигнул я Шерри.

Рассмеявшись, она повернулась к Чабби:

– Даже не знаю, что бы мы без вас делали!

С убийственным выражением лица он вдруг ужасно заинтересовался чем-то на далеком горизонте.

Лишь позднее, после того как мы с Шерри поплескались в воде на уединенном песчаном берегу, переоделись во все чистое и, сидя у костра, выпили «Чивас ригал», закусив свежими креветками из лагуны, бурная радость первых скромных находок улеглась. Я начал трезво оценивать косвенные предпосылки того, что после крушения груз «Утренней зари» разметало по подводной оранжерее на дне заводи.

Если Чабби ошибался и огромного веса ящики с золотом, проломив боковые стенки трюма, упали в море, искать их можно до бесконечности. В тот день я заметил на дне две сотни коралловых глыб и насыпей – любая могла скрывать часть индийского трона. Однако если груз остался в трюме, то коралловые полипы, очевидно, облепили всю переднюю часть судна, слой за слоем покрывая ее кальцинированным камнем. Она превратилась в бронированное хранилище для сокровища, закамуфлированное буйной подводной растительностью.

Обсудив детали, все прониклись осознанием огромности поставленной задачи и пришли к мнению, что сначала груз предстоит отыскать, а потом вырвать из цепких объятий коралла.

– Ты ведь знаешь, что нам понадобится? – обратился я к Чабби, и он понимающе кивнул. – Те два ящика никуда не делись?

Не хотелось при Шерри произносить слово «гелигнит». Слишком живо напоминало оно о затее, ради которой мы с Чабби запаслись изрядным количеством взрывчатки. Дело было три года назад, шел мертвый сезон, и я отчаянно нуждался в наличных – дотянуть с «Плясуньей» до лучших времен. Ни при каких условиях задумку нашу законной не назовешь, я бы охотно о ней забыл, но сейчас гелигнит пришелся бы кстати.

Чабби покачал головой.

– Эта дрянь начала потеть, как стивидор на солнцепеке. Икни ты в пятидесяти футах от нее – разнесла бы остров.

– Что ты с ней сделал?

– Вывезли с Анджело подальше в Мозамбикский пролив и утопили.

– Понадобится пара ящиков, не меньше. Крупные блоки так просто не расколоть.

– Поговорю с мистером Коукером – придумает что-нибудь.

– Давай, Чабби. Следующий раз пойдешь на Святую Марию, заказывай три ящика.

– А «лимонки», что сняли с «Морской плясуньи»?

– Не годятся, – отказался я.

Некролог со словами «…при попытке взорвать ручную гранату МК-VII на глубине 130 футов под водой» меня не устраивал.

На следующее утро я проснулся от неестественной тишины, висевшей в наэлектризованном горячем воздухе, и прислушался. Крабы-скрипачи притихли, нескончаемый шелест пальмовых листьев не улавливался. Слышно было только легкое дыхание Шерри. Я осторожно, стараясь не разбудить, вытащил покалеченную руку у нее из-под головы. Шерри хвалилась, что никогда не спит на подушке – плохо, мол, для позвоночника, – что не мешало ей использовать в тех же целях любую подходящую часть моего тела.

Я растер конечность, чтобы восстановить кровообращение, вышел из пещеры и, орошая полюбившуюся пальму, внимательно изучил небо. Рассвет не радовал. Темная пелена заволокла звезды, тяжелый и душный воздух прижимался к земле, с моря не долетало ни дуновения, а кожу покалывали разряды статического электричества в атмосфере.

Чабби подкладывал ветки в костер, пытаясь вдохнуть в него жизнь.

– Погода меняется, – подтвердил он мой прогноз.

– В какую сторону?

Чабби пожал плечами.

– Барометр упал до 28.2, к полудню узнаем.

Погода сказалась и на Шерри. Волосы на висках взмокли от пота, она сердилась и капризничала, пока я менял повязки, но через несколько минут подошла сзади и прижалась щекой.

– Прости, Гарри, такая с утра духота, воздух прямо липкий. – Она потерлась губами мне о спину, прикоснувшись кончиком языка к вздувшемуся рубцу пулевого шрама. – Простил?

В то утро мы с Чабби спустились на дно заводи в одиннадцать. Прошло тридцать восемь минут безрезультатных поисков, когда сверху докатилось слабое позвякивание – дзинь! дзинь! дзинь! – передававшееся по воде. Я остановился и прислушался. Чабби сделал то же самое. Снова донесся трижды повторенный звук.

Анджело до половины опустил в воду трехфутовый железный поручень и молотком из сумки с инструментами выстукивал сигнал к возвращению.

Я подал Чабби знак рукой, и мы начали подъем.

Забравшись в лодку, я нетерпеливо поинтересовался, что случилось. В ответ Анджело показал в сторону моря, поверх изломанной, с торчащими зубьями линии рифов. Я стащил маску и сощурился, адаптируясь к бескрайней дали после ограниченной видимости на дне.

Темная тонкая линия тянулась низко над водой вдоль горизонта, словно какое-то шаловливое божество прочертило ее угольным карандашом. Полоса росла на глазах, ширилась, поднималась над морем в бледно-голубое небо, делаясь все чернее и чернее. Чабби присвистнул и покачал головой.

– А вот и леди Синтия к нам пожаловала – смотри, как торопится.

Фронт перемещался со сверхъестественной скоростью. Линия расползлась, превратившись в траурную завесу, и, пока вельбот на полном ходу несся к протоку, первые тучи заслонили солнце.

Шерри села рядом со мной и помогла стянуть прилипший к телу гидрокостюм.

– Что это? – спросила она.

– Циклон «Синтия» – объяснил я. – Тот же, что отправил на дно «Утреннюю звезду». Снова вышел на охоту.

Анджело раздал всем спасательные пояса. Мы прижались друг к другу и следили за приближением бури, которая надвигалась в устрашающем величии, затмевая солнце и превращая высокий, чистый небесный свод в низкий, нависающий потолок из мчащихся грязно-серых туч.

Миновав проток и опережая шторм, мы на всем ходу шли во внутренних водах под защиту бухты, а он гнался за нами по пятам. Все обернулись назад, и сердца сжались от осознания нашей слабости перед такой силой и мощью.