Солнце поднялось из океанских глубин, пылающие краски рассвета поблекли в жаркой синеве неба. На носу Шерри Норт стянула с себя куртку и джинсы, под которыми оказалось бикини, сложила одежду в спортивную сумку и начала втирать крем для загара в свою удивительную кожу.

Чабби и Анджело незамедлительно пришли в ужас. После торопливого и бурного обсуждения Анджело с куском парусины был отправлен сооружать для Шерри тент, но та наотрез отказалась.

– Вы же обгорите, мисс Шерри, – в панике убеждал Анджело, но она заставила его ретироваться на корму.

Там они с Чабби и сидели, точно плакальщики на поминках, – один сердился и хмурился, другой места не находил от тревоги. В конце концов оба не выдержали, пошептались, и Анджело, выбранный эмиссаром, пробрался ко мне через поклажу – заручиться поддержкой.

– Не разрешайте ей, мистер Гарри, – взмолился он. – Она же почернеет.

– Думаю, ей того и нужно, – объяснил я, но все же попросил Шерри поберечься солнца.

В полдень мы сошли на песчаный берег перекусить.

Ближе к вечеру показались вершины Трех Старцев.

– Точь-в-точь как помощник капитана рассказывал! – воскликнула Шерри.

Мы приблизились к острову со стороны моря, по узкой полосе спокойной воды между ним и рифом. Завидев вход в канал, по которому «Морская плясунья» улизнула от сторожевого катера из Зинбаллы, я подмигнул Чабби, и он ухмыльнулся – обоим было приятно вспомнить.

– Разобьем лагерь на острове, – объяснил я Шерри, – а до места кораблекрушения доберемся по проходу.

– Выглядит рискованно. – Она недоверчиво разглядывала узкий канал.

– Обходить вокруг – это двадцать лишних миль в день. Да и не так все страшно, как кажется. Однажды я провел здесь пятидесятифутовое судно на полной скорости.

– Сумасшедший. – Сдвинув на лоб темные очки, Шерри посмотрела на меня.

– Кому судить, как не тебе.

Мы обменялись улыбками.

– Даже консультировать могу, – похвасталась она. Под солнцем веснушки на ее носу и щеках потемнели, а кожа не покраснела, а сразу покрылась медово-золотистым загаром.

В разгар прилива, обогнув северную оконечность острова, мы очутились в хорошо защищенной бухточке, и направляемый Чабби вельбот уткнулся носом в береговой песок в двадцати ярдах от первой линии пальмовых деревьев.

Разгрузив лодку, мы сложили снаряжение и провизию подальше от воды и накрыли брезентом, спасая от вездесущей морской соли.

К концу дня жара спала. Наступая на длинные тени пальм, мы отправились в глубь острова, захватив пять галлонов пресной воды и личные вещи. В крутом склоне самого северного холма поколения наведывающихся туда рыбаков выдолбили несколько неглубоких пещер. Я выбрал одну большую под склад экспедиционного снаряжения и поменьше – под жилье для нас с Шерри. Чабби и Анджело тоже подыскали себе подходящую, примерно в ста ярдах от нашей, за полосой кустарника.

Шерри осталась наводить порядок импровизированной метлой из пальмовых веток и раскладывать спальные мешки с надувными матрасами, а я взял накидную сеть и пошел в бухту.

В сумерках я вернулся с дюжиной полосатых лобанов на кукане. Анджело разжег костер и вскипятил чайник. Довольные прошедшим днем, мы поужинали в тишине и разошлись по своим пещерам. Лежа вместе, мы с Шерри слушали, как большие крабы-скрипачи щелкают и шуршат среди пальм.

– Здесь все первозданное, – прошептала Шерри, – а мы – первые в мире мужчина и женщина.

– Тарзан и Джейн, – уточнил я.

Она засмеялась и придвинулась ближе.

С рассветом Чабби отправился на вельботе в долгий обратный путь на Святую Марию. Назавтра он собирался вернуться с двухнедельным запасом моторного топлива и пресной воды в канистрах. В его отсутствие мы с Анджело намаялись, но перетащили снаряжение и провиант наверх в пещеры. Я запустил компрессор, зарядил баллоны сжатым воздухом и проверил акваланги, а Шерри развесила одежду и занялась обустройством пещеры.

Мы бродили по острову, карабкались на холмы, осмотрели лощины и побережье. Я надеялся найти воду – родник или колодец, – но, естественно, ничего не обнаружил. Смешно думать, что умудренные опытом старые рыбаки могли что-то проглядеть.

Самая отдаленная от лагеря, южная оконечность острова непроходима из-за солончаков. Приходилось огибать стороной акры зловонной грязи и густой болотной травы. В воздухе висел тяжелый запах гниющих растений и дохлой рыбы.

Обнаженную отливом полосу берега изрыли норами колонии красных и фиолетовых крабов – их стебельчатые глаза следили за нами. В мангровых зарослях длинноногие цапли, взгромоздясь на огромные косматые гнезда, высиживали птенцов; один раз я услышал всплеск и увидел водоворот в заболоченном озерце – не иначе нырнул крокодил. Мы выбрались из лихорадных болот на твердую почву и сквозь густой кустарник пошли к южному холму – самому крутому и высокому.

Не обращая внимания на мои протесты, Шерри надумала взобраться и на него. Путь к цели преградил узкий карниз под самой вершиной, но это ее не остановило.

– Если помощник капитана «Утренней зари» сумел, то и я смогу, – заявила она.

– С нее ты увидишь то же, что видела с других вершин, – урезонивал я.

– Не в том дело.

– Тогда в чем же?

Она посмотрела на меня с сожалением – так смотрят на малых детей и слабоумных – и, не удостоив ответом, продолжала осторожно ступать по самому краю обрыва глубиной не менее двухсот футов.

Несмотря на многочисленные таланты и достоинства, в том числе смелость, есть у меня уязвимое место – плохо переношу высоту. Однако я бы скорее согласился балансировать на одной ноге на куполе собора Святого Павла, чем признался Шерри в слабости, а потому с большой неохотой последовал за ней.

На мое счастье, сделав несколько шагов, она с триумфальным криком свернула с карниза в узкую вертикальную расщелину в скале, откуда можно было выбраться на вершину по естественным уступам. Я с облегчением нырнул следом и тут же снова услышал ее голос.

– Боже, Гарри, только взгляни! – Она указывала пальцем в темную нишу.

На плоской задней стене кто-то давным-давно терпеливо высек на камне:

A. BARLOW.

WRECKED ON THIS PLACE

14th OCT. 1858.[3]

Мы разглядывали надпись, и рука Шерри нашла мою – бесстрашной скалолазке стало не по себе, захотелось участия и поддержки.

– У меня мурашки по коже, – прошептала она. – Столько лет прошло, а выглядит, словно вчера написано.

Буквы, хорошо защищенные от ветра и сырости, казались недавно высеченными, и я невольно огляделся, будто старый моряк следил за нами.