—Бросок вперёд! Влево! Справа!— орёт тренер, а мы перекидываем мяч, пасуем, принимаем пасы, выстраиваемся в чёткие квадраты и линии. И так без конца и края.— Вот так! Ахметьев, вяло! Лавров, активнее! Чемпионат на носу, а вы как дохлые кони. Быстрее! Иванов, ты же защитник, куда тебя черти несут?

Тренер орёт, нервничает. Мы выкладываемся на полную катушку, но ему всё мало. Через неделю первая игра, и наш командир гоняет нас, как бешеных сусликов.

В раздевалку мы вваливаем мокрые и полумёртвые. Даже нет сил разговаривать. Я кое-как втаскиваю себя в душ, и ещё долго стою, пытаясь понять — горячая на меня вода сверху льётся или холодная. Стою, жду, когда полегчает, а в мыслях только Ярослава.

Я и играл сегодня дерьмово, потому что никак не мог выбросить её из головы. Застряла, зараза, никак не вытащить наружу, не избавиться.

Что мне с этим делать?

Когда мыться дальше не имеет смысла, а кожа болит от мочалки, которой слишком сильно раздирал себя, я выхожу из душевой и тут же встречаю Обухова. Илья, обмотанный полотенцем, стоит ко мне спиной, наклонив голову. Мышцы на спине подрагивают, руки напряжены — в телефон пялится.

Подкрадываюсь сзади, пятерню на плечо кладу. Обухов подскакивает, орёт, что я долбанный идиот, напугал его до смерти.

—Хватит задницу в сырости держать,— глазами указываю на влажное полотенце.

Илья как-то странно на меня смотрит, будто что-то сказать хочет, но не решается. В раздевалке парни ругают тренера, матерятся и стонут, вымотанные, но я не могу понять, что скрывает Илья.

—Что такое?— кладу ему руку на затылок, прошу влажные волосы, и Илья решается:

—Что у вас с Ясей?— этот вопрос удивляет меня.— Эй, Лавр! Только не закипай!

—И не думал,— повожу плечами и иду к своему шкафчику. Переодеваюсь, пока Илья напяливает свои шмотки.

Так и не ответив на вопрос, я прощаюсь с командой, подхватываю спортивную сумку и ухожу. Меня догоняет Илья, хлопает по плечу и пристраивается рядом. Ждёт ответа, упорный.

—Что ты хочешь от меня?— рявкаю.

—Ответов.

Мы стоим на улице, я поднимаю лицо к небу, закрываю глаза и наслаждаюсь прохладным ветром. Так бы и стоял всю жизнь.

—Лавр, Никита в неё втрескался,— как голос совести, вещает Илья.

—И что с этого?

—Эм… вы же друзья.

—Друзья,— развожу руками.— Но в данном случае это ничего не значит.

—Но почему?— Обухов толкает меня, фокусирует внимание на себе.— Если Ник втрескался в девчонку, которую увидел первым, разве ты не должен отступить? Мы же о таком когда-то договаривались, а?

Илья ничего не понимает — его никто не посвятил в хитросплетения наших взаимоотношений.

—Пойдём в бар? Поговорим.

Илья идёт за мной, куда позову, и вот мы сидим в любимом баре, Обухов пьёт пиво, а я минеральной водой шлифуюсь.

—Так что там у вас? Я, честное слово, ничего не понимаю,— Илья пальцем стирает пивную каплю с бокала, смотрит на меня внимательно.

И я рассказываю всё, с самого начала. Слова даются непросто. Колючие, они царапают горло, но мне наконец нужно это всё из себя выплеснуть.

Я рассказываю обо всем, что случилось между мной и Ярославой. С самого начала и по сейчас. О многом рассказывать неприятно. О некоторых моментах — больно, но я наконец выливаю из себя всё, ничего внутри не задерживаю.

—Вот это дела…— Обухов настолько увлёкся моим рассказом, что ни единого глотка пива не сделал. Только слушал меня, удивляясь каждой мелочи.— Значит, вы с ней с детства тусили?

—Ага, так и было.

—И что теперь? Ты решишься признать, что она тебе нужна?

Илья, как всегда, бьёт не в бровь, а в глаз.

—Она мне нужна, но это так сложно…

—Ничего сложного,— фыркает Илья.— Если Ярослава для тебя что-то значит, не тормози. Иначе Никитос её уведёт.

Илья достаёт из кармана телефон, роется в файлах и, победно улыбнувшись, показывает мне фотку.

—Смотри, что он вытворил.

На экране я вижу фотку знакомого забора. После изнуряющей тренировки мозги работают через раз, и я не сразу понимаю, что передо мной. А когда доходит, злюсь.

—Украсил их ворота,— Илья забивает последний гвоздь в гроб моего спокойствия.— Это же Ник, он настойчивый. Ты же в курсе, да? На что он может быть способен.

—В курсе,— мрачно киваю, а в груди ледяной коркой сердце покрывается.

—Потому, если тебе от Яси что-то надо, то поторопись, пока наш мачо чего не удумал, и твоя Синеглазка от тебя не уплыла.

—Откуда ты…

—О, ты во сне болтал,— хитро улыбается Обухов.— Дерзай, Лавр. Она отличная девчонка, при том ни в чём перед тобой не виноватая. Никита — плохой вариант, он всё равно свою козлячесть проявит.

Я понимаю, что Илья прав.

Не хочу тормозить, хочу, чтобы со мной была, а не на Никиту отвлекалась.

Расплатившись, срываюсь с места, чуть было Илью на парковке не забываю. В полной тишине мчимся домой, Обухов помалкивает, чтобы не лезть мне под шкуру ещё сильнее. И так доезжаем до нужной точке, я бросаю машину, не заведя в гараж.

Соседний дом украшен шариками. Я смотрю на них, и гадкое ощущение, что всё-таки опоздал, тревожит. Нажимаю кнопку звонка, жму до победного, пока ворчливый голос Ярославы не отзывается с той стороны.

—Опять, что ли, пожар?— интересуется, возясь с замком, а я жду, сам не зная чего.

Когда она распахивает калитку, доверчивая и смешная, в пижаме яркой, я не могу удержаться, чтобы не втолкнуть её обратно во двор.

—Ой,— только и может сказать, а когда мои руки берут в плен, только дышит тяжело.

—Яся,— обхватываю руками стройное тело, носом о щёку трусь.— Я соскучился.

—Ты что это? Отпусти меня!— требует, но не вырывается.

—Не могу. Меня к тебе приклеило.

—Врёшь,— задыхается, ногтями мою шею царапает.— Демид…

—Яся, молчи.

Я обхватываю её лицо ладонями, пытаюсь быть мягким и ласковым. Но когда её губы, пухлые и яркие, так близко, не могу удержаться: целую, жадно пожирая тёплый рот. Вся выдержка летит к чертям. Есть только дикое желание сделать эту девушку своей, чтобы никакие Никиты не считали себя вправе делать моей Синеглазке сюрпризы. Это моя девочка, больше ничья.

Я смотрю на часы. Всего восемь вечера, но небо тёмное и пахнет сыростью. Ветер свищет, пробирается под пальто, а лужи на асфальте — лучшее напоминание о том, что наступила осень. Промозглая и серая, несмотря на обычно тёплый в этих краях октябрь.

Телефон пиликает, а я улыбаюсь. Знаю, кто прислал сообщение, и от этого вдруг весело становится. Легко, словно я — не человек, а наполненный гелием воздушный шарик. Вот-вот взлечу!