Не забыли подготовить и пашню под будущий урожай. Чтобы сохранить весною влагу на полях, вспахали стерню — остатки злаков, а потом обнесли досками гряды в огородах, во избежание осыпания, и принялись чинить пахотные инструменты.

Детворе тоже нашлось дело. В будние дни они помогали родителям по хозяйству — ухаживали за скотиной, доили коров, убирали дворы, а когда в монастыре открыли воскресную школу, то стали изучать грамоту, науку о счислении и Слово Божие.

Узнав, что слободские ходят в школу, албазинская детвора тоже заканючила. Тогда старец Гермоген, бывший первым пастырем всея вольницы и самым почитаемым здесь человеком, распорядился открыть подобное заведение и в Албазине. Грамоте казацких детей стал учить диакон Иона, тогда как священник отец Максим Леонтьев взялся нести им Слово Божие.

Глядя на своих младших братьев и сестер, потянулись к грамоте и молодые казаки. Разве хорошо, если подрастающее поколение будет знать больше их? Так постепенно и заладилось дело.

— Учитесь, сынки, — говорил Петру и Тимохе старший Опарин, который, в отличие от них, еще в детстве выучился читать и писать. — Жизнь наша долгая, и куда выведет — неизвестно, а грамота всегда пригодится.

У взрослых казаков и казачек возникло желание научиться читать. Каково, если ты не можешь разобрать записи в той же Библии, а ведь есть еще и другие книги! Отец Максим Леонтьев прямо сказал: не знаешь грамоты — не познаешь мир. Значит, впустую проживешь жизнь. Разве хочется прожить ее вхолостую?

При школе же нашлось место и Савелию Деньге. И правда, кто мог лучше бывшего чиновника-целовальника научить молодежь математике? Узнав, чем пленный занимался до того, как стать висельником, настоятель Воскресенской церкви отец Максим уговорил его за небольшое жалованье помочь им с Ионой. Деньга согласился, ведь даром кормить тебя здесь никто не станет — не тот ты человек. Можно, конечно, бежать, да куда побежишь? Кругом тайга, а ты один. Сгинешь ни за что ни про что. Не звери придушат, так люди. Они ведь похуже зверей-то будут. Выходит, надо вначале хорошенько оглядеться, а уж потом определяться с дальнейшим.

Савелия Деньгу, которого казаки привезли пленным из последнего похода, поселили в казенной избе, приставив к нему сторожа. После таежной жизни тому и наскоро сбитые нары показались царским ложем.

Он быстро освоился на новом месте, поэтому уже к концу первой недели своей новой жизни к нему вернулось прежнее самообладание. Он даже попытался командовать казаками, но тут же получил по зубам. Привычка управлять людьми в Савелии осталась, и скоро нашлись-таки те, кто, сами того не желая, стали вдруг подчиняться его воле. Вот и приставленного к Деньге казака Аркашку Якубова не миновала сия участь. Тот и не заметил, как попал под власть бывшего чиновника. В конце концов пленник стал без Аркашкиного дозволения отлучаться из отведенного ему жилища.

Еще хуже обстояло дело с начальством. Тот же атаман Черниговский не раз выговаривал Якубову за ротозейство. Гляди, говорит, если проспишь пленного — убью. Деньге же грозил наказанием — ямой. Будешь-де своевольничать, так я тебя в деревянный поруб посажу. Быстро тогда, мол, ноги-то протянешь. Деньга ему: да устал я взаперти-то сидеть. Боитесь, что сбегу? Куда мне бежать? Лучше поставь, атаман, меня в строй — и дело с концом.

Атаман тянул с решением, все приглядываясь к бывшему вору, да и Федор советовал ему не торопиться. Пусть, мол, привыкнет к казенной жизни, а там посмотрим… Савелий слово свое сдержал и указал-таки на душепродавца.

— Врешь, гадина! Хочешь ложь взвести на человека? Не получится! Сегодня же попрошу атамана, чтоб он с тобой по-казацки разобрался… Ишь, старого честного казака решил с дерьмом смешать!.. — вначале не поверил ему старшина.

Заметалась Севина душа. Если не убедит он Федора — Деньге конец.

— Богом клянусь!.. — умоляюще взглянул он на старшину.

У того глаза бешеные — вот-вот зашибет. Неужели Верига и впрямь злодей? — отчаянно подумал Опарин. — Чего ему нужно?.. Денег? Власти?.. Он начинает вдруг припоминать. Вспомнил, как переменился Ефим в лице, когда атаман предложил не ему, а Федору стать войсковым старшиной. Взять, например, Наталью… Он же глаз с нее не сводит. Разве это не причина невзлюбить ее мужа? Да еще Санька… Как тогда Ефим просил Федора отдать ему пленницу, а когда старшина отказал, он явно затаил на него злобу.

Да и атамана он, надо полагать, недолюбливал. «Мне ваш Никифор не указ! — часто говорил он казакам. — У меня свой разум! Что хочу, то и ворочу»…

Все-таки Федор не поверил Савелию, но на всякий случай стал приглядываться к Вериге. Он видел, как тот изменился в последние дни. Глаза помутнели. В них и страх, и потаенное злое желание. Людей чуждается и старается жить особняком. Как-то старшина попытался заговорить с ним, но тот, сославшись на какие-то неотложные дела, убежал.

В последнее время Ефим все чаще стал крутиться возле казенной избы, где жили одинокие казаки. Придет и стоит, выжидает чего-то, а то начнет ходить вокруг. Все в окна заглядывает, кого-то высматривает…

Тут однажды вечером Федор разговор один подслушал. Как только стемнело, Ефим, выскользнув из своей калитки, по обыкновению направился к казенной избе. Увидев, как тот крадется улицей, Опарин пошел за ним следом. Пока Верига крутился возле чужих окон, старшина терпеливо ждал, устроившись в тени старого тополя. По окрестностям гулял холодный осенний сквозняк, и он быстро озяб.

Слава богу, ждать пришлось недолго. Неожиданно скрипнула дверь, и на крыльце показалась чья-то согбенная фигура. Никак, приспичило, — силясь в сумерках разглядеть лицо человека, подумал Федор. До отхожего места было рукой подать, но тому, видно, лень сделать два шага, и он, приспустив штаны, прямо с крыльца орошал покрытую травой землю.

— Ты, Шайтан? — послышалось в темноте.

Человек не сразу ответил. Похоже, пытался понять, чья тень маячит перед ним.

— Назовись!.. — настороженно произнес он.

— Да я это, Верига… Помнишь еще такого? — спросил казак-хорунжий.

— Ефим?.. Ничего себе! Я уж думал, ты меня забыл, — обрадовался стоявший на крыльце человек, голос которого Федор узнал бы из тысячи других. Конечно же, Савелий Деньга!

— Как забудешь-то! Мы сейчас одной веревочкой повязаны, — усмехнулся Верига. — Ладно, нечего трепаться — не ровен час, увидят вместе… Лучше ответь, где мы можем переговорить? Дело у меня к тебе есть…

Савелий усмехнулся:

— Да ведь я не могу один — при мне всегда сторож.

— Если его обмануть?.. Вот сейчас, к примеру, сможешь убежать? — допытывался Верига.

«Зачем это он так торопится? — насторожился Федор. — Уж не хочет ли он избавиться от этого дуралея?»

— Можно… — неожиданно согласился Савелий. — Мой караульщик уже дрыхнет вовсю — крыша от его храпа трясется, — добавил мужчина.

— Тогда пошли, да? — сказал Ефим.

Федор не ожидал такого поворота событий. Он думал, Савелий умнее, и хорошенько подумает, прежде чем на что-то решится, а тут вдруг такая беспечность. Может, Севка сам что-то задумал? Так или иначе, надо последить за этими упырями, — решил казак.