Скоро вдали захлопали охотничьи кнуты — арапники, и следом раздались громкие голоса людей. Оказывается, ловчий с помощниками наткнулись на зайца и лису, стараясь друг друга перекричать.

— Вперед, псари, вперед! Не останавливайся! — громко командовали ими, и те продолжали кричать и хлопать кнутами. Затем раздался лай — по следу зверя пустили гончих.

— Слышьте? Никак лисогоны залаяли… Или птицу сняли с гнезда, или зайца… — ни к кому не обращаясь, задумчиво произнес Авдеев.

— Скорее уж рыжую лису, — заявляет невысокого роста кряжистый холоп. Словно не обращая внимания на погожий денек, он оделся в полушубок кожей наружу. Барины будут на перинах ночевать, а ему придется на сырой земле лежать.

— Может, и рыжую, — согласился помощник дворецкого. — Кому она сейчас линялая-то нужна? Если б зима, тогда другое дело…

Гончие и впрямь наткнулись на лисицу. Втравленная в болото, хвостатая лисица, видя свое безвыходное положение, рванула прямо на охотников. Пробившись сквозь свору гончих, она бросилась под самые копыта царской гнедой. Задержавшись на мгновение, чтобы оценить обстановку, лисица вдруг шмыгнула в траву и была такова. Ловчий хотел сначала выставить на нее лисохватов, но царь строго велел ему придержать борзых. То ли пожалел хвостуху, то ли просто понимал, что толку убивать лисицу сейчас нет. Зачем совершать подлости?

В эту минуту неподалеку в кустах зазвучал рожок, и ловчий направил свою свору на звук. Потом охотники долго мучили зайца, с шумом и криками гоняя его по перелескам да полям, пока он не попал в зубы борзой. После зайца попался молодой олень, которого взяли всем миром.

Зверь нынче попадался редко, но и имевшейся живности хватало для охотничьего азарта. Чего стоила только травля отбившегося от своей стаи и заблудившегося среди трав и кустарников матерого бирюка-волка.

— Есть волки и в нашем колке! — завидев мечущуюся среди трав спину лесного животного, обрадованно воскликнул кто-то из охотников.

— А то! — услышав такие речи, с нескрываемым задором проговорил ловчий Яков Бородин. — Скучать не придется… Ату! Ату! — закричал он выставленным на травлю волка псам. Вслед за ним начали «атукать» и остальные охотники.

Волчара оказался верткий. Он ловко уворачивался от псов, пока те не выгнали волка на место стрелков в облаве, и тут кто-то из охотников уложил его из ружья.

Посмотреть на добычу съехались все охотники. Они с любопытством рассматривали трофей. Особенно заинтересовался убитым волчарой глава цинских послов, пожилой маньчжур невысокого роста по имени Чжоу. Он долго изучал тушу и все время качал головой, приговаривая что-то на своем наречии.

— Вот так мы поступаем со всеми врагами рода человеческого! — с некоторым вызовом произнес подъехавший к маньчжуру молодой боярин Алексашка Глызин. Отец Варфоломей — католик, служивший переводчиком при цинской посольской миссии, перевел его слова посольнику. Тот внимательно поглядел на Алексашку и усмехнулся. Видно, понял намек.

…Чжоу работал послом уже много лет. Где он только не побывал за свою долгую жизнь, и почти всегда возвращался в Пекин с добрыми вестями! Его считали умным и хитрым человеком, к тому же небывало везучим. Именно дипломату Чжоу верховный правитель доверял самые важные посольские дела, ведь тот всегда возвращался с победой.

На этот раз ему не повезло. Он-то надеялся легко уговорить слывших своей уступчивостью добродушных варваров убраться с Амура. Чжоу думал, льстивые слова императора Шэн-цзу, которыми пестрела привезенная посланниками имперская грамота, а вместе с ней и дорогие подарки, сложенные к ногам русского хана, сделают его покладистым, но нет! Вместо этого русский хан вдруг заявил, что на Амуре русских людей нет, так как он никого туда не посылал, и последняя русская крепость находится на реке Шилке и зовется Нерчинском. Маньчжуры в растерянности. Как же так? А Албазин? А Кумарский острог? Разве это не русские крепости? Не мои! — уперся царь. Гулящие люди да беглые, нашедшие себе приют за восточными границами его царства. Вот-де с ними и говорите!

Впрочем, Чжоу просто не мог поверить в царские сказки.

— Как же Никифор Черниговский? — прищурив и без того узкий глаз, спросил он Алексея Михайловича. — Не ты ль, о, великий хан московский, назначил его своим приказчиком на Амуре? Не твою ли волю он исполняет, совершая набеги на цинские земли? Убери Никифора Черниговского с Амура, хан, а вместе с ним и казаков с пашенными, которые не на своей земле хлеб сеют.

О, если б царь мог сейчас высказать все накипевшее в его сердце! Хотя… Зачем? Этим католикам неведомы тонкости русского языка, поэтому они переводят неточно, если не сказать, погано. Надо, чтобы не в бровь, а в глаз! Алексей Михайлович не имел своих переводчиков, понимающих маньчжурскую речь, и поэтому-то посредниками на переговорах выступали исключительно папские люди. Их духовная миссия, посланная для обращения иноверцев, с некоторых пор свила гнездышко в Пекине. Надо предложить Матвееву отправить в Пекин человека, способного к языкам. Вернувшись, такой человек научил бы всех желающих говорить на маньчжурском, — подумал Алексей Михайлович.

До скончания наших дней пользоваться услугами католиков? В таком случае Европа всегда будет знать о наших планах, потому как все эти отцы-иезуиты, усердно работающие переводчиками, не кто иные, как папские соглядатаи и лазутчики, под предлогом просвещения азиатских народов и проповедей учения Христа прокладывающие путь Европе на Восток. Азиаты теперь наши соседи, а поэтому нужно дружить с ними. И язык их изучать, и привычки, и веру — пригодится!

Переговоры с цинскими посланниками длились тогда чуть ли не целый месяц. Чтобы маньчжуры не заскучали, в их честь почти ежедневно задавали пиры; азиатов возили на прогулки по окрестностям Москвы, а кроме того, специально для них в «комедийной хоромине» Преображенского села и «комедийной палате» Кремлевского дворца по распоряжению царя устраивались театральные зрелища с участием лучших придворных артистов.

На звериный промысел больше не выезжали. В прошлый раз дико нагулялись, и в Москву вернулись едва живые. Три дня и три ночи пьянствовали, обмывая охотничьи трофеи. Вот уж удивил царь своим небывалым гостеприимством посланников! Как еще богу душу не отдали после такого непомерного распития медов, горелок, как не лопнули от закусок? Царь не злоупотреблял едой, а других угостить любил. На протяжении своей жизни он представлял образец умеренности. К столу царя всегда подавались самые простые блюда — ржаной хлеб, немного вина, овсяная брага или легкое пиво с коричным маслом, а иногда только одна коричная вода. Впрочем, даже этот стол не имел никакого сравнения с теми, которые государь держал во время постов. Во время Великого поста царь Алексей обедал только три раза в неделю — в четверг, субботу и воскресенье. В остальные же дни ел по куску черного хлеба с солью, по соленому грибу или огурцу и пил по чуть-чуть пива. Рыбу царь ел только два раза в Великий пост и соблюдал все семь недель поста.

Кроме постов государь не ел ничего мясного по понедельникам, средам и пятницам. Таким образом, ни один монах не мог превзойти его в строгости поста. Таким усердным соблюдением постов государь выражал строгую приверженность Православию, всем уставам и обрядам Церкви.