Редкие и малочисленные голоса в защиту плода казались несвоевременными и абсурдными.

Но когда вопрос об аборте уже казался решенным и начались приготовления, Сильвии удалось напроситься к Элизе на личную встречу. Правда, произошло это не без помощи Брига Лазана, герцога Каррангарского и архивариуса, которые, будучи в явном меньшинстве, пытались защитить еще не рожденного ребенка. Но факт оказался фактом: встреча состоялась, и ситуация изменилась.

Будущая графиня сумела верно рассказать о своих неприглядных снах, по которым получалось: будет страшная беда, если принцесса прервет беременность. Она еще много чего говорила, но самым сильным методом убеждения послужило странное действо: Сильвия уговорила Элизу соприкоснуться животами. Женщины так и сделали, даже не снимая одежды, и замерли, обуреваемые самыми противоречивыми, но прекрасными чувствами.

Элиза сразу поняла, что у нее родится девочка. Здоровая. Красивая. У нее будут огромные способности в магии, а Признаки проявятся уже в раннем детском возрасте. Словно из подсознания всплыла уверенность, что малышка будет ментально и телепатически общаться не только с братом, но при желании и с любыми кровными родственниками. А уж в особенности с отцом и матерью. Хоровод из женских имен вдруг замер, предлагая мысленному взору Элизы несколько. Она с улыбкой выбрала Стефани, и все остальные пропали в радужных разводах. Ну и самое смешное – уже явно ощущалось недовольство еще не рожденного Сандрю. Он вроде и не угрожал явно, но как бы пытался прошептать: «Только попробуйте обидеть мою сестру! Я вам такое устрою!..»

Напоследок женщины пришли к общему мнению и решили, что рождение детей, а потом и проживание рядом друг с другом в любом случае гораздо лучше банальной конфронтации, нелепых ссор или неуместных ревностей. Или, не приведи судьба, глупых попыток отомстить конкурентке в борьбе за лишнюю крошку ласки от вожделенного мужчины.

В этот момент рассказа Элиза прижалась к щеке Кремона и прошептала ему на ухо:

– Я должна у тебя попросить прощения…

– За что?

– За то, что три первых месяца не заботилась о нашей дочери и даже сомневалась в правомочности ее появления на свет. Прости меня!..

– Ты совершенно не виновата. Просто так сложились обстоятельства…

– Нет! Ты должен даровать мне прощение!

– Хорошо, я тебя прощаю! – Он поглаживал ее спину и плечи, чувствуя у себя на щеке и на шее горячие слезы. – Хотя я сам порядочно виноват…

– Теперь слушай дальше, – уже успокоенная принцесса продолжила рассказ.

Дальше началась война, в которой Дарина Вторая объединилась с многочисленными придворными против собственной дочери. Больше двух месяцев продолжалась непримиримая конфронтация, звучали крики и велось самое разнообразное психологическое давление. Именно в эти месяцы три главных советника были впервые за долгие годы безупречного служения удалены от двора за подстрекательство, противление короне и пагубное влияние на молодую наследницу.

Потом прошел экватор беременности, ее прерывание могло грозить смертью самой женщине, и грозовая обстановка стала разряжаться. Еще два месяца основные защитники пробыли в изгнании, но потом трезвомыслящая королева отыскала в действиях нового архивариуса мелкие приписки и лишние, ничем не оправданные расходы. Финансы и делопроизводство – это все! Поэтому Ламье Пугающий первым вернулся на свое законное и заслуженное место. Потом вернулся во дворец и Фелис Райне, потому как замещающий его человек ничего толком не делал для государства, а занимался лишь придумыванием новой лести для венценосной повелительницы. Дарина Вторая и тут не оказалась падка на медные трубы. Как она сама заявила: «Все хорошо в меру, даже лесть. А ведь мне так приятно поругаться было с герцогом Райне!..»

Ну а уже асдижона Лазана королева так вообще упрашивала вернуться на свой прежний пост, в триумвират самых близких советников. А тот еще и кочевряжился, выдавая в ответ такие угрозы: «Ничего, вот родится Стефани, подрастет и всем отомстит за дедушку Брига!» Вернулся он во дворец буднично, без шума и апломба, словно никогда из него и не уходил.

Но именно вместе с ним во дворец на постоянное место жительства перебралась и его племянница. Сильвия первой и родила, а через три недели родилась Стефани. Здоровой родилась, красивой и без малейших изъянов на тельце. Чем сразу оборвала последние разговоры о себе как о неведомой зверушке. Детей разместили в одной детской, матери спали в соседних комнатах. Вот тут уже близость детей стала проявляться все больше и больше. Стоило кроватки чуть отодвинуть друг от друга, как младенцы плакали словно оглашенные и не хотели есть. Стоило одному поперхнуться молоком или закашляться, как другой тут же замирал с открытыми глазами и дышать переставал, словно прислушивался. Если вдруг мать Стефани с кем-то поблизости начинала ругаться или испытывала боль, девочка плакала, а братик дружно поддерживал ее ревом. И наоборот, стоило королеве, к примеру, обидеть Сильвию неосторожным словцом, как Сандрю хныкал, а его сестричка возмущенно и требовательно орала.

Ну а на ложных похоронах детки показали себя во всей красе. Кого надо заверили, что их папочка жив; кого надо узнали; кого надо позлили своим смехом; а кого надо порадовали своими умильными играми. Да и дальняя дорога на них не сказалась совершенно. Даже создавалось впечатление, что они рады перемещениям и новым ощущениям при этом.

– Ну это понятно, от кого у них такая наследственность, – ворчала пригревшаяся на груди у Кремона Элиза. – Наверное, те еще будут путешественники, и я даже рада, что наследница престола не имеет права по закону покидать Спегото.

– Но ты ведь выезжала!

– Такой повод бывает раз в две тысячи лет.

– И, кстати, наша дочь вся в тебя. Ты ведь тоже куда только не мчалась и в какие только пещеры не влезала. До сих пор жалею, что согласился тогда тебя взять в экспедицию по поиску Утерянного Пути…

– Попробовал бы не взять! – нахохлилась принцесса. – Я бы тебе такое устроила!.. Да и Стефани тогда бы не было…

Она опять затихла, ничем больше не напоминая о своей роковой славе, надменности и ершистости. Простая женщина, мягкая, податливая и пушистая, очень довольная, что ее мужчина наконец-то рядом с ней, и все, совершенно все ему простившая.

Наверное, по этой причине Невменяемому надоело сидеть в кресле. Он встал и понес Элизу Майве на кровать. Вспоминая при этом, как она ему нравилась раньше, и остро чувствуя, как нравится до сих пор. И никто не мог помешать их уединению…

Утром Кремон навестил детей, пообщался с родственниками, повидался с Сильвией и с ее величеством, но никто у него даже намеком не поинтересовался, где пропадала всю ночь наследная принцесса и где она находится сейчас. То ли все прекрасно знали, то ли проявляли полное житейское равнодушие к подобным событиям. Словно молодая мать еженощно проводит личное время неизвестно где.