– Да, – просто ответил Всеволод Аркадьевич.

– Говорите, что я еще должен сделать…

* * *

«Грача» Сева нашел в том самом ночлежном доме Бутова в Мокрой слободе. Этот дом никогда не отпускал своих постояльцев. Уж коли кто попадал в него, то более уже не выходил. Ибо дом этот был сродни болоту: ступил, увяз – и с концами…

«Грача» звали Васькой. За семь или восемь лет, прошедших после знакомства с ним Долгорукова, он вытянулся едва ли не с сажень и уже не был заводилой среди попрошаек, как когда-то, а имел авторитетную воровскую специальность «грача», то есть был щипачом и специализировался на карманных кражах у простых, но состоятельных людей, не обремененных чинами и титулами.

– У меня к тебе дело, – сказал Долгоруков Ваське.

– Что, надо кого найти? – по-деловому поинтересовался вор.

– Да я уже нашел, – коротко ответил Сева.

– Кого?

– Тебя.

Васька не был из услужливых, воровская честь этого не позволяла. Но для этого господина, в котором чувствовалась воля и сила, он готов был сделать исключение, потому как тот был вором высшей категории, аферистом-чистяком и, скорее всего, мазом. Пристяжь у него, надо полагать, была ему под стать. Еще тогда, когда Долгоруков впервые появился в доме Бутова, Васька понял, что этот господин пришел сюда совсем из другой жизни. И эта жизнь может стать и его, Васькиной, ежели он будет таким же, как этот Всеволод Аркадьевич…

– И какие дела у артиста-чистяка к «грачу»? – спросил Васька с интересом. – Неужели в его хевре не нашлось нужного человечка?

– Не нашлось, – усмехнулся Сева. – Мне нужен именно ты.

– Сказывай, что за клей, – согласился таким образом на предложение Васька.

– Дело на зеке, – сказал по фене Всеволод Аркадьевич, что означало «мною все продумано».

– Не сомневаюсь, потому не спрашиваю. Моя роль? – с любопытством посмотрел на него Васька. – Ну и интерес.

– Твой интерес – две косули, – сказал Долгоруков. – Идет?

– Барно, – улыбнулся «грач». – Что я должен сбаторить? Выемку сделать или слящить что?

– Ни то ни другое, – улыбнулся Сева, с интересом вникая в блатную музыку, каковую давно не слышал. К примеру, появились новые слова, значений которых он точно не знал и лишь догадывался.

– А что тогда? – крепко удивился Васька. – Ничего иного я мастырить не умею.

– Надо сыграть одну роль.

– Союзного? Сухариться? – спросил «грач». – Давненько я подставным не был. Боюсь, квалификацию уже потерял.

– Мимо, – снова усмехнулся Долгоруков. – Надо сыграть самого себя…

– Как это?

– А так. Надобно сыграть «грача».

– Да запросто, – усмехнулся Васька.

– Вот и договорились, – констатировал Всеволод Аркадьевич. И задал новый вопрос: – Ты плавать умеешь?

– А то! Все-таки на Волге вырос…

Сева подробно рассказал Ваське, что от него требуется. Задумка тому понравилась. А что? Сесть на пароход, идущий в Аркадию, и затеять ссору с одним человечком из кодлы Долгорукова по имени Ленчик.

– А как я его срисую? – спросил Васька.

– Я буду рядом с ним и укажу тебе на него глазами.

– Понял. Что дальше?

– Отведешь его куда-нибудь побазлать, – продолжал инструктаж Всеволод Аркадьевич. – Но чтобы при вашем разговоре была парочка свидетелей. Заведешь волынку, будто бы ты на него в большой обиде…

– А он из каковских?

– Был из ваших. Потом поменял масть и стал из наших, – ответил Долгоруков.

– Я-асно, – протянул Васька. – Волынку ладную завести, с пером? – поинтересовался он.

– Можно и с пером, – согласился Сева. – Для большего понту.

– Понял.

– Волынка должна быть громкая, чтобы ее услышали, ясно?

– Да ясно, – ответил вор.

– А потом Ленчик сбросит тебя за борт, – сказал Долгоруков и посмотрел Ваське в глаза.

– О как!

– Да, вот так. И ты утонешь…

– Опаньки, мать моя женщина, – «грач» даже присвистнул. – Значит, я затемниться должон?

– Да, – кивнул Всеволод Аркадьевич, сделавшись серьезным. – Все должны быть уверены, что ты утоп.

– Но… его же повяжут, Ленчика вашего!

– На то и расчет, – без улыбки ответил Долгоруков.

Васька хотел было спросить, зачем это все надо, но передумал. Во-первых, лишние вопросы задавать деловым – собственную квалификацию под сомнение ставить. Ибо сразу возникает подозрение: а зачем он задает такие вопросы? Может, настучать кому хочет?

А во-вторых, коли доверился человеку, то сомнений не выказывай, потому как оскорбительно для обоих.

– А как долго мне загнутым-то пребывать? – спросил «грач».

– Пару дней, – ответил Сева. – Потом придешь в участок и…

– Чево?!

– Потом добровольно явишься в полицейский участок, – повторил Всеволод Аркадьевич, нарочно выделяя эту фразу голосом, – и заявишь фараонам, что ты живой и здоровый. А когда тебя спросят, почему на берег не вылез, когда тебя искали, скажешь, испугался-де…

– Чо?

– Струхнул, сдрейфил, фурму метнул, – перечислил Сева все, что знал по фене на тему испуга. – Понял?

– По-онял, – недовольно протянул Васька. – Тока я с фараонами стремными базарить не очень-то… расположен.

– Это я понимаю, – сочувственно произнес Долгоруков. – Но – надо. Иначе Ленчика за непредумышленную смажу на кичу укатают. А этого допустить не можно.

– Это я-асно, – снова протянул «грач».

– Сделаешь? – с надеждой спросил Сева. – Сверху еще сотенную получишь.

– Сбаторю, коли ты правишь, – довольно улыбнувшись, ответил Васька.

– Вот и лады, – завершил разговор Всеволод Аркадьевич. – Стало быть, по рукам?

– По рукам! – И «маз» и «грач» пожали друг другу руки.

Так оно все и было сработано. Правда, Васька малость переборщил, за что и получил от помощника пристава по зубам. Но он же предупреждал: с фараонами вести разговоры ему не с руки. Ибо легавый вору не товарищ…

Эпилог, или спаситель отечества

Быстрицкий на дознании рассказал все. Все, что велел ему Долгоруков.

– Я не виноват, – заявил он дознавателю. – Это все Гольденмахер придумал. А меня нанял, чтобы я получил для него деньги. Вот и все.

– Но вы же бывший чиновник по особым поручениям, да еще при губернаторе! И наверняка знали, что совершаемая вами операция по получению в банке денег по аккредитиву незаконна? – спросили Ивана Николаевича.