Панов прибыл на место происшествия уже когда человеческие останки были убраны и какие-то люди в синих халатах окончательно смывали следы крови с пола в холле, где произошел взрыв, устроенный смертником.

Особенно почему-то тогда потрясло Панова одиноко стоявшее в углу инвалидное кресло на колесах. Оно явно «потеряло» своего хозяина, скорее всего убитого в результате взрыва, и казалось совершенно осиротевшим. Вокруг все было усеяно битым стеклом и переломанными деревянными фрагментами мебели и стойки бюро администратора.

– Я чудом осталась жива, – рассказывала журналистам пожилая женщина, у которой, как обратил внимание Алексей Константинович, тряслись не только руки, но и голова. – Едва успела выйти на улицу, чтобы встретить мужа. Только-только вышла из дверей, и тут раздался этот ужасный взрыв.

– Проклятые арабы, – скрежетал зубами также немолодой мужчина, вероятно муж женщины. – Им надо мстить за кровь евреев. За каждого убитого израильтянина. Чтобы знали… И боялись с нами связываться. Только страх возмездия может убедить арабов отказаться от терактов…

С мнением, высказанным мужчиной, Панов был категорически не согласен. За прошедшие годы, общаясь с израильтянами и палестинцами, он четко понял, что их месть друг другу – дорога в никуда. Евреи мстят арабам, а арабы в ответ – евреям. Заставить же противника силой пойти на уступки, которые требуют те, или другие, никто все равно не сможет. Так и будут убивать друг друга. До бесконечности…

«Что же это за напасть такая обрушилась на этот город, где живет семья моего друга детства? – думал Алексей Константинович. – Что за напасть обрушилась на израильтян? На палестинцев? Когда же действительно все это закончится? Когда прекратятся убийства?»

Но кровавые события еще только разворачивались. После теракта в «Парк-отеле» в Нетании, «в ответ», последовала крупная израильская армейская операция. Казалось, что в городах Палестинской автономии творилось что-то невообразимое. Особенно тяжело пришлось Дженину, откуда поступали сведения о множестве раненых и погибших. Там насилие также захлестнуло город.

Западные телекомпании снова передавали ужасные кадры из Дженина, а израильтяне опять обижались, подчеркивая, что такие репортажи, дескать, не объективны. Что надо в первую очередь показывать жертвы с израильской стороны. Телевизионщики также обижались, подчеркивая, что они так и поступают всегда, в частности, рассказав миру о недавнем теракте в Нетании и показав не менее ужасные кадры в «Парк-отеле».

Наблюдал Панов и другие бурные события. Например, почти повальное бегство богатых израильтян, испуганных началом американцами «антитеррористической операции» в Ираке, в результате которой, как очень многие были тогда уверены, должны были пройти ракетные обстрелы Израиля.

Но все обошлось, и коробка с противогазом, которую выдали Алексею Константиновичу в российском посольстве, так и пролежала без надобности в кладовке. А перед отъездом Панов с гордым видом передал противогаз сменщику: обладай, дескать, если что, ты – в безопасности.

Все это время с Марком он почти не виделся. Только уже в начале октября, примерно за неделю до отъезда, заехал к нему в Нетанию. Но не надолго. Друг детства рассказывал, что после убийства дочери сильно заболела его жена.

– Не знаю, – качал он головой, – как долго еще протянет Даля. Она совершенно сражена тем, что произошло.

Они снова сидели на набережной. Но на этот раз от похода в кафе воздержались.

– Ты, Марк, звони мне, если что-то понадобится, – сказал на прощание Панов, протягивая другу бумажку с записанными номерами его московских телефонов.

– Ладно, – согласился Марк. – Не исключено, что может быть мы еще и встретимся…

На этом и расстались…

На следующий после похорон день, вечером, Марк объявил Панову, что с утра он ездил в Москву, купил билет на самолет и улетает в Израиль. Причем уже завтра днем. Он снова пытался объяснить своему другу детства, что провожать его в аэропорт не надо. Что он отлично доберется туда сам. Вот только было бы очень хорошо, если бы Панов довез его до железнодорожной станции в Мытищах. Оттуда он, дескать, на электричке, доберется до Москвы, переедет на метро с Ярославского на Павелецкий вокзал. И, опять же электричкой, проедет до аэропорта Домодедово.

– Это очень просто, Алеша, поверь мне, – извиняющимся тоном говорил Лурье.

Но Алексей Константинович его не слушал.

– Так, решено, и даже не смей возражать. Я еду провожать тебя в Домодедово. Мне это ни сколько не сложно. А, напротив, будет даже очень приятно, поскольку не каждый день доводится провожать друга детства.

– Ну, хорошо, ладно, – как показалось Панову, с радостным облегчением согласился Марк.

На следующий день он с раннего утра начал тормошить Панова повторяя, что уже пора выезжать.

– Но подожди, – говорил Алексей Константинович, – у тебя самолет вылетает в пять вечера. До Домодедова езды, даже с учетом на «пробки», отсюда – часа два. Ну, пусть три. Нам там надо быть в три часа дня. Ну ладно, пусть в два. Даже в час. Но и тогда выезжать необходимо только в десять. А сейчас еще семь часов утра.

– Алеша, ну прошу тебя, поедем. Я всегда очень волнуюсь перед поездкой. Ну, пусть я выгляжу провинциалом. Не заставляй меня нервничать…

Но как было не уважить старого друга? Тем более отца погибшей любимой женщины. В восемь часов утра они уже выехали из Никульского и стартовали в сторону МКАД. Автомобильная «пробка» действительно оказалась довольно плотной. Но все равно уже к половине одиннадцатого друзья стояли в зале отлета аэропорта «Домодедово». Регистрация пассажиров рейса на Тель-Авив еще не началась. Но Лурье, явно успокоившийся, сказал, что даже рад тому, что они приехали раньше и могут немного посидеть в аэропорту, поговорить.

– Может быть, пойдем в ресторан? – предложил Панов.

– Нет, не надо, – возразил Марк, явно все же опасавшийся опоздать на самолет и поэтому предпочитавший сидеть рядом с табло, на котором высвечивалось время на посадку на очередной рейс.

Они уселись в кресла, расположенные возле табло. Панов принес из буфета две банки сока и несколько бутербродов.

– Давай перекусим, – сказал он. – Еще не известно когда тебя накормят в самолете. Да и мне неплохо подкрепиться. Ведь домой я попаду только часа через четыре. И, как я думаю, у нас есть о чем поговорить перед расставанием. Совершенно не понятно когда мы еще с тобой встретимся. И встретимся ли вообще. Ты мне звони…

– Ты знаешь, Алеша, – нерешительно начал разговор Лурье. – А ведь я все знал о твоей связи с моей дочерью. И даже о том, что у вас должен был родиться ребенок.

– И почему же молчал? – спросил озадаченный Панов. До сих пор он был совершенно убежден, что друг его детства ни о чем даже и не догадывается.