Но это был не призрак. И не обман зрения.

Дилайла Бард вернулась в Лондон.

I

Белый Лондон

Холланд знал эти легенды наизусть.

Он с ними вырос. Сказки о злом короле, о безумном короле, о проклятии. О добром короле, о сильном короле, о спасителе. О том, почему ушла магия и кто сможет вернуть ее. И всякий раз, как на трон восходил новый властитель, в чьих жилах струилась кровь пополам с силой, люди говорили: вот теперь, наконец-то. Теперь магия вернется. Мир пробудится ото сна. Жизнь станет лучше, мы станем сильнее.

Эти легенды жили в крови у каждого лондонца. Даже когда люди стали слабыми и бледными, когда начали гнить изнутри, когда не было ни еды, ни силы, ни власти, легенды жили. И в молодости Холланд тоже верил им. Даже когда его глаз почернел, он верил, что может стать героем. Добрым королем. Сильным королем. Спасителем.

Но, стоя на коленях перед Атосом Даном, он разгадал истинную суть этих легенд. Жалкие сказки для отчаявшихся душ.

И все-таки.

Все-таки.

Теперь он стоял на площади в центре города, его имя было у всех на устах, а в крови струилась сила бога. Куда бы он ни ступал, мороз рассеивался. К чему бы ни прикоснулся, все обретало цвет. Город оттаивал. В тот день, когда Сиджлт освободился от льда, народ словно обезумел. Холланду доводилось видеть мятежи, вести за собой восставших, но ни разу в жизни он не видел ликования. Не все, конечно, шло гладко. Люди слишком долго голодали, слишком долго их питали лишь насилие и алчность. Он их не винил. Ничего, научатся. Увидят. Надежда, вера, перемены – вещи хрупкие, их надо лелеять и беречь.

– Кет! – кричали они. «Король!» А голос в голове, ставший отныне его постоянным спутником, мурлыкал от удовольствия.

День был ярким, воздух – живым, а толпу, собравшуюся на праздник к Холланду, сдерживала Железная стража. Рядом стояла Ожка, ее волосы пламенели на солнце, в руке сверкал нож.

– Король! Король! Король!

Площадь, где они стояли, называлась Кровавой. Здесь свершались казни. Почерневшие камни под его сапогами были исчерчены белыми полосками – скрюченные пальцы в отчаянии цеплялись за вытекающую жизнь, ища в ней вкус магии. Восемь лет назад Даны спасли его от быстрой смерти и обрекли на медленную.

Кровавая площадь.

Пора дать этому названию другой смысл.

Холланд протянул руки, и Ожка приложила к ним лезвие ножа. Толпа затаила дыхание.

– Мой король! – воскликнула Ожка, и ее желтые глаза спросили позволения. Это повторялось уже много раз, только раньше рука была его собственная, а воля – чужая. На этот раз будет рука служанки, а воля – его собственная.

Холланд кивнул, лезвие опустилось. Кровь пролилась на разбитые камни, и там, куда она падала, поверхность мира рушилась, как водная гладь под брошенным камнем. Земля содрогнулась, и внутренним взором Холланд увидел, как площадь возрождается. Чистая, целая. Рябь разбегалась, поглощала пятна, затягивала трещины, превращала битый булыжник в полированный мрамор, наполнила фонтан чистейшей водой, накрыла упавшие колонны стройными арками.

«Мы можем и больше», – прозвучал в голове голос бога.

И Холланд не успел отделить мысли осхока от своих собственных. Магия разливалась все дальше.

Стройные арки над Кровавой площадью затрепетали и преобразились, из каменных стали водяными, потом застыли, превратившись в стекло. Улица вдалеке покрылась рябью, и голые камни под ногами толпы превратились в плодородную почву. Люди упали на колени, горстями черпали благодатную землю.

«Хватит, Осарон», – мысленно сказал Холланд. Он сложил окровавленные ладони, но мир продолжал трепетать, скорлупки разрушенных зданий рассыпались в песок, в фонтане текла уже не вода, а янтарное вино.

Колонны превратились в яблони со стволами из мрамора, и в груди у Холланда заныло, сердце заколотилось. Из его жил, как кровь, вытекала магия, и с каждым ударом пульса в мир вливалась сила.

«Хватит!»

Рябь прекратилась.

В мире наступила тишина.

Магия иссякла, над площадью мерцали следы чудовищного разгула стихий. Люди стояли, перепачканные землей, вымокшие в фонтане, и их лица сияли, глаза широко распахнулись – не от голода, а от восторга.

– Король! Король! Король! – кричали они, и у него в голове эхом отдавались слова Осарона:

«Еще! Еще! Еще!»

II

Красный Лондон

В «Блуждающей дороге» толпа понемногу редела, но волкодав лежал перед камином все в той же позе. Лайла невольно задумалась, живой ли он. Она подошла к очагу, медленно опустилась на колени и протянула руку к груди животного.

– Я уже проверял, – послышался голос за спиной. Лайла оглянулась – рядом робко переминался Ленос. – Жив-здоров.

Лайла выпрямилась.

– Где остальные?

Ленос указал на стол в углу.

– Стросс и Тав затеяли игру.

Они играли в санкт, и, насколько она могла судить, партия началась недавно, потому что оба выглядели не слишком сердитыми и сохранили при себе все оружие и почти всю одежду. Лайла не любила эту игру, потому что за четыре месяца так и не успела толком разобраться в правилах, хотя постоянно наблюдала, как моряки режутся в санкт друг с другом.

Она шагнула к столу.

– Васри куда-то ушел, – продолжал доклад Ленос, – а Кобис лег спать.

– А Алукард? – спросила она, стараясь не выдать интереса. Взяла стакан Стросса и одним глотком опустошила, невзирая на сдавленные протесты первого помощника.

Стросс бросил карту с фигурой в капюшоне, держащей два кубка.

– Ты опоздала, – сказал он, не сводя глаз с карт на столе. – Капитан сказал, что пошел к себе и сегодня уже не выйдет.

– Не рановато ли? – протянула Лайла.

Тав хмыкнул и пробормотал что-то неразборчивое. Он был родом с дальнего края империи и чем больше пил, тем невнятнее становилась его речь. И поскольку Лайла взяла за правило молчать, если чего-то не понимает, то просто ушла. Через несколько шагов она обернулась к Леносу и достала из кармана ручной огонек. Свет уже начал гаснуть, а ей не пришло в голову спросить, можно ли его как-то восстановить или это одноразовое заклятие, что казалось расточительством.

– Лови! – она бросила шарик Леносу.

– Для чего это? – удивленно спросил он.

– Тени разгонять, – ответила она и шагнула к лестнице. Ленос остался стоять, глядя на шар, и неизвестно, что его потрясло больше – сама светящаяся сфера или тот факт, что Сарус неожиданно сделал ему подарок.

Почему она отдала ему шар?

«Размякла», – проворчал голос в голове. И принадлежал он не Келлу и не Бэррону. Нет, голос был ее собственный.