У Сецессиона было свое собственное помещение для выставок на Кантштрассе, 12, с расположенным прямо у входа залом скульптуры. Этот зал и был целиком отведен под 22 картины Мунка, относящиеся к «Фризу жизни». Стены покрыли белой тканью, так что фон у всех картин был одинаковый. Мунк поделил серию на четыре части – по одной на стену.

Первая часть получила название «Семя любви». Она начиналась с ночного пейзажа из Осгорстранна, далее шли пейзажи с танцующими на пляже женщинами, и заканчивалось все известными картинами «Мадонна» и «Поцелуй».

Экспозиция, вывешенная на второй стене, была названа «Расвет и гибель». Здесь мы встречаем и Туллу – в «Танце жизни». Можно сказать, что на этой стене были представлены сплошь шедевры – это и «Пепел», и «Вампир», и «Ревность», и «Три возраста женщины», и «Меланхолия».

Третья часть фриза посвящалась «Страху перед жизнью». Здесь были представлены «Страх», «Вечер на улице Карла Юхана» и «Крик», а также «Голгофа» – одна из немногих новых картин, вошедших в цикл.

В первой версии, где связующей темой служила любовь, серия заканчивалась «Криком». Теперь цикл разросся и должен был охватывать всю человеческую жизнь, так что темой заключительной части фриза стала «Смерть». Она включала в себя пять картин. Четыре из них – вариации сюжета «Смерть в комнате больного» с легко узнаваемыми фигурами членов семьи. Пятая называлась «Мертвая мать и ребенок»; здесь на переднем плане, лицом к зрителю, изображена девочка, прямо за ней – смертное ложе матери. Девочка зажимает уши так, что картина сразу напоминает «Крик», – на ней запечатлена отчаянная попытка закрыться от неумолимой реальности, царящей в комнате.

Завершала фриз картина «Обмен веществ». Таким образом, картины – в порядке, в каком они были расположены, – действительно образовали законченный цикл: смерть была представлена Мунком как основа для новой жизни, новой любви.

Выставка Сецессиона 1902 года показала глубинное единство работ Мунка, сделанных за последние десять лет. На тот момент она была высшей точкой его творчества и в качестве таковой принадлежит к знаковым событиям в истории искусства. После этого, во всяком случае, уже нельзя было отмахнуться от него как от неуверенного экспериментатора или охотника за дешевыми сенсациями. Но берлинская критика продолжала относиться к Мунку скептически и выражала недоумение по поводу того, что его картины заняли доминирующее положение на выставке. По мнению одного рецензента, устроители воспользовались Мунком как алиби. Без него эта выставка «бунтарей» походила бы на любую другую пышную манифестацию живописного искусства: «Он один стоит всех «молодых бунтарей» и обеспечивает необходимую репутацию революционности».

Но все же на этот раз обошлось без откровенной ругани, так что Мунк в общем-то не покривил душой, когда написал домашним: «В целом пресса отнеслась ко мне довольно благожелательно».

Однако существенной прибыли выставка не принесла, трудности с деньгами по-прежнему остаются для Мунка серьезной проблемой. В середине мая он пишет тете Карен, что собирается вернуться домой и что у него есть 400 крон, но «хорошо бы заработать побольше, я-то знаю, как тяжело достать денег в Норвегии». Картины он хочет оставить в Германии. С собой берет только несколько графических оттисков, чтобы, если придется совсем трудно, попытаться продать их на аукционе.

В конце мая – начале июня 1902 года Мунк возвращается в Норвегию и едет в Осгорстранн. В последний момент он договорился выставить картины в октябре в Кристиании и поэтому не стал оставлять их в Германии.

Речь шла о картинах, ранее не выставлявшихся в городе; организацию выставки взял на себя Блумквист. В последний раз Мунк сотрудничал с этим торговцем картинами в 1895 году. За прошедшие 7 лет популярность Мунка в Кристиании резко упала, хотя рецензии стали куда благожелательнее. Условия контракта новой выставки были гораздо менее выгодными для художника. Если в прошлый раз ему причитались первые 500 крон выручки за билеты и половина от остатка за вычетом 1500 крон, то в этот раз он получал 300 крон – и точка. Достигнутые договоренности свидетельствуют, сколь остро Мунк нуждался в деньгах – из обещанной суммы он выпросил аванс и согласился на то, чтобы остальное выплачивалось «порциями».

Оставалась еще и графика. Ее Мунк послал в Берген, где местное художественное объединение также организовало выставку. Решение это вызвало бурную и довольно неблагоприятную для художника дискуссию, а потом события начали разворачиваться по берлинскому сценарию 1892 года – разве что в более щадящей форме: большинством в пять против трех голосов совет объединения принял решение убрать с выставки три картины им же самим приглашенного художника. После этого председатель объединения Юхан Бёг[60] в знак протеста подал в отставку. Мунк потребовал закрыть выставку, однако картины забирать не спешил – ему хотелось продать хоть что-нибудь: «Мне срочно необходимы деньги, я готов на все, вплоть до торгов». Но ни одной картины продать не удалось. «Бергенс Афтенблад» с неподдельным злорадством констатировала, что «даже меньшинство из художественного объединения не решилось взять на себя ответственность сохранить за нашим городом хотя бы одно из этих бессмертных полотен».

Но вот наступил сентябрь, и произошли события, которые заставили отойти на задний план даже самые суровые финансовые проблемы.

Первая половина лета 1902 года прошла без особых происшествий. Мунк продолжал работать над «Девушками на мосту». Появлялись одна за другой новые версии картины; на одной из них, получившей название «Женщины на мосту», изображена Осе Нёррегор с непокрытой головой – статная и ослепительно красивая, взгляд устремлен прямо на зрителя; за ней, в сторонке, у перил моста, стоят несколько женщин в соломенных шляпах. Из Германии в гости к Мунку приезжал Альберт Кольман, а в остальное время он, судя по всему, развлекался, участвуя в курортной жизни городка.

Но и Тулла никуда не пропала. Она обосновалась рядом, в местечке Рёйкен, вместе с подругой, художницей Сесилией Дал, и оттуда пыталась выведать о настроениях Мунка. Многое свидетельствует о том, что она продолжала писать и его семье. Согласно более поздним дневниковым записям Мунка, в Осгорстранн поговорить с ним приезжали и Сесилия Дал, и Сигурд Бёдткер – писатель, театральный критик и старый друг Мунка. Оба имели одно и то же поручение: убедить Мунка встретиться с Туллой. По их словам, она находилась в полном отчаянии.

Во всяком случае, можно не сомневаться, что Тулла очень внимательно следила за происходящим. Так, Осе хотела навестить Мунка одна, но Харальд посоветовал ей подождать, пока он освободится: «…потому что об этом может узнать известная нам дама, понять превратно и распустить гнусные слухи».

В Осгорстранне находилась и дача художника Юханнеса фон Диттена[61] – гораздо более роскошная и дорогая, чем домик Мунка. Оно и понятно: семья фон Диттена принадлежала к высшим кругам кристианийской буржуазии, а его пейзажи со старыми добрыми норвежскими фьордами пользовались значительным успехом в основном у немецких покупателей.