– После того как тебя взяли кузен милорда и его дружки!

– Ты знаешь! Ты уже знаешь, кто это был? Я не виновата, ты понимаешь, я не…

– Продолжай!

– Нас с братом, он служил при дворе лорда Редгласса, вызвали к лорду. Брату предложили денег, мне тоже, я не хотела брать, я хотела, чтобы наказали виновных и уехать подальше. Но мой брат взял золото и согласился сказать всё, как надо. А потом, в ночь перед тем, как тебя с детьми поймали, брат и его друг пришли ко мне. Я не пускала никого, кроме семьи, я не хотела, я боялась, что теперь я… Что всё кончено. Они завернули меня в одеяло и били. Долго били… Потом они, как кузен лорда и… И мне сказали говорить то, что я сказала на суде. Мне приказали! Я не хотела, но они обещали повторять это снова и снова, и мне пришлось. Я не виновата! Я не хотела! Не хотела! Нет! – леди принялась вопить. Ниллс стоял рядом и не мог поверить во всё, что только что услышал. После дня суда и казни он не видел леди Вархелп никогда до этого дня.

– Я даже не знаю, что мне думать. Куда вы пропали после казни?

– Брат отправил меня домой. Меня и золото лорда Редгласса. Я знала, что я не должна была так говорить, я не должна была обвинять вас, но я боялась. И вы начали приходить ко мне во сне. Я всё время видела сон – я знала, что вы придёте сразу, как только оказалась здесь. Это всё было в моём сне, и эта кровать, и вы, и ваш кинжал, и я не могла двинуться с места. Всё это… А они не верили мне! Никто мне не верил, ни семья, ни друзья, никто!

– Как вы оказались здесь, леди Вархелп?

– Моя семья не могла мне помочь. Они говорили, что я больна, меня лечили, но я ведь не больна – я боялась спать и рассказывала лишь то, что видела во сне. Но мне не верили. И давно, или недавно, я потеряла счёт времени, пришли незнакомые люди, мой брат, тот, кому достались наши земли, говорил, что они лекари и помогут мне. Мне говорили, что отвезут на Остров, и вот я здесь. Они обещали, что вылечат меня, делали много плохих вещей, но как можно вылечить здорового человека?

– Но вы сейчас не на Острове. Вы у вассалов лорда Редгласса Гринбиров.

– Да? А почему?

– Не знаю. Быть может, ваш брат думал, что они помогут вам лучше.

Внизу что-то загрохотало, возможно, кто-то упал на лестнице. Кто-то очень тяжёлый или что-то громоздкое. Ниллс проигнорировал бы это, но леди Вархелп вдруг вскрикнула. Она кричала до тех пор, пока Магистр не заткнул ей рот рукой. Только когда она затихла, он осторожно убрал руку.

– Сейчас вы убьёте меня. Сейчас… Я знаю. Прошу вас, отпустите мне все мои грехи. Простите меня. Я не хочу навечно отправиться в обитель к Богу мучений, прошу вас!

– Хорошо. Хорошо, я прощаю вас. – Ниллс и правда приготовился перерезать горло леди, когда грохот отвлёк его. Всю необходимую информацию он уже получил, что делать дальше, он не решил, а тащить с собой леди и тем самым давать лорду Экрогу Редглассу, если всё это правда, подсказку, что пора избавляться от нового Магистра, он не собирался.

Душевнобольная женщина, настрадавшаяся в молодости и страдавшая все эти годы не менее, чем Ниллс с Куором, сейчас не вызывала ненависти.

Первые годы он мечтал убить её за ложь, чуть позднее, когда понял, что смерть не самое страшное – страстно желал поймать и заставить страдать. Когда он занял место отца, то отправлял на её поиски своих людей, но она не появлялась нигде, ни на одном пиру, балу или охоте. Ни на одном вечере и празднике, для общества её больше не существовало. Ходили слухи, что она не пережила насилия и убила себя, ходили слухи, что её убило её семейство за то, что она позволила себя опорочить.

Сейчас же, смотря на несчастную, напуганную женщину с испорченной жизнью, он испытывал скорее жалость.

– Вы поквитаетесь с лордом Редглассом?

– Не сомневайтесь в этом, миледи. Закройте глаза.

Через минуту всё закончилось. Ниллс надеялся, что ей не пришлось испытывать боль.

Магистр спустился по лестнице, переступил через тела двух слуг, обошёл умирающего раненого воина и направился к выходу из замка.

Ролд справится и сам.

Последние циклы вышли очень напряжёнными, работы для королевского палача прибывало с каждым днём. Рисс и Ларс помогали отцу, забыв про усталость. Сейчас ему надо было бы проводить с любимой женой Онсой больше времени – их ребёнок не прожил и недели, он родился слабым, а палач способен был лишь доползти до своей кровати и уснуть, вместо того чтобы поддержать мать его детей.

Двое старших сыновей всегда были с ним, но его радовало, что дочери помогали по дому и старались изо всех сил.

С каждым днём люди, что были против введённых ещё Фалином Добрым законов, всё охотнее выходили из тени, всё громче кричали, всё яростнее совершали нападения на одиночных изобретателей или группы учёных. Поначалу они вымещали свою злобу лишь на тех, кто путешествовал со своими странными диковинами, непонятными народу, но теперь…

Теперь, хоть бунтующие и кричали на всех площадях, что они лишь против того, что казна уходит на содержание лекарей и шарлатанов, и первые сейчас состоят из обманщиков да чернокнижников, бунтующие перестали делать различия между учёными и менестрелями.

Все, кто не рубил лес, не мыл полы и не работал в полях, оказывались в опасности. Всюду народ словно заражался этой ненавистью. Оно и понятно – маленький король, регент, у которого и так были проблемы, нарастающий конфликт между Флеймами и Глейгримами, к каждой из сторон вполне могли присоединиться и другие дома… Самое лучшее время, чтобы проявить себя, чтобы бороться за свои права, чтобы продемонстрировать своё неудовольствие. Так они думали. Зря.

Регент мудр, милосерден и приветлив, однако он показал, что может быть жёстким и даже жестоким.

Часть Серого Ордена выполняла свою работу по охране Санфелла, Цитадели и Острова для душевнобольных настолько хорошо, насколько это вообще было возможно. Остальные рыцари то ли совершали военные походы, то ли разъезжали по трактам и другим дорогам, ведущим в главный город королевства. К сожалению, этого было недостаточно.

Кайруса обеспечивали работой каждый день. Казнили лишь особо рьяных мятежников, главарей и самых громких ораторов, лорд Форест понимал, что королевству необходим народ для обеспечения его жизнеспособности. К остальным бунтовщикам применяли другие меры.

Телесные наказания, чаще всего прилюдные, истязания, необходимые для того, чтобы сломить человека и вынудить его признаться при всем народе в своей неправоте и безумии, заковывание в кандалы и привязывание к позорному столбу – всем этим занимались палачи.

Кайрус не справлялся один, он попросил дозволения взять себе помощников, и теперь его семья и семья его доброго приятеля Иола, чья сестра была его женой, действовали сообща.

Крики, мольбы о пощаде, проклятия и пожелания провалиться под землю сопровождали обе семьи палачей каждый день с утра и до вечера. Помост посреди площади в последние циклы не успевал просыхать от крови, хлысты истирались, выделенные регентом в помощь слуги ночи напролет делали розги и точили топоры и мечи, а дочери отстирывали и сушили отцовские и братские одеяния, пока те отдыхали. Карающий орган королевской власти, бывало, призывали, едва солнце появлялось на небе.