Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, — возразил он. — Мы договорились, что это вы не будете ничего предпринимать. Ни в одиночку, ни с кем-либо еще.
Ее лицо в лунном свете — гладкое и нежное — было таким прекрасным, что он внезапно ощутил боль в сердце и потерял интерес и к спору, и к предмету спора — преподобному Чилтону. Ему захотелось просто поговорить с ней — лежа в постели, обсудить что-нибудь незначительное, успехи Мистраля, виды на ужин, убьет ли хозяйка старого каплуна или пожертвует на жаркое трех курочек…
Он вытер лицо тыльной стороной рукавицы и спрятал маску в седельную сумку.
— Подсадить? — спросил он, протягивая руку.
— Я пойду пешком. Вы ездили на Мистрале по городу?
Он спешился и повел лошадь за собой.
— Было бы не слишком удобно ходить там пешком.
— Они его узнают, смогут дать его описание. Вы убили Чилтона?
Он почувствовал, что она старается спросить об этом небрежно. Но интонация была неуверенной — и голос на последнем слоге дрогнул.
Прижать бы ее к себе, поцеловать в лоб… только это, как если бы она была ребенком. И сказать ей: пусть Чилтон больше ее не заботит. Но они снова стали спорить.
Вязкий спор длился два дня в домике извозчиков, где они нашли кров. Они спорили шепотом за закрытыми дверями, не соглашаясь друг с другом ни в чем. Ходили по пустынным дорогам и вели бесконечный разговор, не желая уступать.
Эс-Ти хорошо знал, что делать дальше. Теперь у него появился собственный повод для мести, и он намеревался осуществить ее. Ли не одобряла его замыслов — или жарко спорила, захваченная чувствами, или замолкала, словно ей было что скрывать. Она отказывалась предоставлять ему свободу действий, не доверяла его опыту. Однажды вообще приказала ему оставить в покое Чилтона, словно прошлое для нее потеряло жгучую притягательность. Смотрела на него, трясясь от гнева, как будто он виноват, что оказался здесь.
Чего она хочет? Ему казалось, что она и сама этого не понимает.
— Нет, я не убил Чилтона.
— А следовало бы, пока была возможность.
— Спасибо за совет. Хладнокровное убийство не в моих правилах.
— Он видел тебя, не так ли? Он догадается, что ты мистер Бартлетт. Теперь он будет бояться, готовиться к встрече, а ты упустил время. Неужели ты этого еще не понял?
— Мы уже говорили об этом. Мне это начинает прискучивать, позволь тебе заметить.
— Не играй с ним, — упорствовала она, — это не шутка.
— А вот и нет. Вы желаете мести и справедливости, мисс. Но разве вы утолите их, если я проткну его шпагой в спину. Надо, чтобы он знал, кто и за что его убивает. Хочу, чтобы он видел, как его отвратительное паучье царство превращается в ничто, чтобы оно разрушилось у него на глазах, прежде чем он умрет. Вы, наверное, забыли, что он с вами сделал. Я — нет.
— И что потом? — прошептала она.
— Потом я упаду на колени и скажу, что обожаю вас.
— Не надейтесь на это.
Он почувствовал смущение и ярость. Одному Богу известно, почему она так его задевала. Смотреть на нее приятно, но находиться в ее обществе тяжело. Разве ему не найти кого-нибудь получше?
Но какая-то маленькая часть его существа не сдавалась, все возвращаясь к воспоминанию, когда она приложила руку к его сердцу.
«Вместе. Ты и я вместе».
Все остальное говорило ему: случайный порыв, надо быть глупцом, чтобы на этом строить надежды. У него есть свои недостатки, но он не слабоумный.
«Вместе. Ты и я вместе».
Так ему не говорила ни одна женщина.
Они говорили о любви. Называли его красивым, горячим, опасным, волнующим. Просили его оставаться подольше и приезжать почаще. Скучали в его отсутствие и радовались подаркам. Им было приятно сообщать подругам на ушко, кто приезжает по ночам и делает подарки. Любовные встречи с ним казались им захватывающими и жуткими приключениями. Клялись в преданности и верности.
И он был щедр на клятвы и на подарки. Оставался с женщиной столько, сколько считал безопасным, иногда и дольше, потому что любил ходить по лезвию ножа. Но всегда ему чего-то недоставало. Часто мягкие женские уговоры превращались в мольбы, а заканчивались рыданиями.
Ли упивалась насмешками и упреками:
— Ты ведешь себя как настоящий головорез. А я думала, что имею дело С джентльменом.
Эс-Ти не стал спорить. Только положил руку на шею Мистралю и молча пошел дальше. Возбуждение, вызванное происшествием в Небесном Прибежище, покинуло его.
* * *
Голубка — доверчивая и простодушная — с белокурыми волосами, волнами спадавшими на спину, ждала их.
— Вы уезжали. — Она положила руку на рукав Сеньора. — Леди Ли права… вы ездили туда?
В «Двойном эле» по-прежнему было шумно: в зале толпились извозчики, прибывшие недавно. Сидевшие за столом жадными глазами рассматривали Голубку.
— Не пройти ли нам наверх? — Эс-Ти взял Голубку за локоть. Ли пошла за ними. Он направился к спаленке, которую Ли пришлось разделить с Голубкой.
Как только дверь закрылась, Голубка схватила его за обе руки.
— Леди Ли права, да? Вы снова ездили в Прибежище!
— Я не собирался объявлять об этом во всеуслышание.
— Вы и правда ездили! — воскликнула Голубка. — Что сказал господин Джейми? Он вас видел?
Эс-Ти швырнул на стул шляпу и седельные сумки, снял портупею.
— Полагаю, он меня все же не узнал.
— О! — Казалось, Голубка немного разочарована. — Вы прокрались незаметно?
— Не совсем.
Голубка прижала руку к губам.
— На вас была эта маска?
Улыбнувшись, он приложил маску к лицу. В освещенной несколькими свечами комнате она преобразила его — сделала таинственным и странным. Его глаза чуть поблескивали в глубине вырезов: может быть, он наблюдал за одной из них, а может — за обеими.
— Я видела такую на рисунках. Это маска грабителя с большой дороги.
— Не всякого грабителя, любовь моя.
Голубка восприняла это сообщение с изумлением. Ли была не слишком высокого мнения о ее сообразительности, но истина дошла до Голубки с поразительной быстротой.
— Сеньор дю Минюи! Вы — это он! Вы и правда — он?
Он отвесил ей глубокий поклон.
— Я и понятия не имела! — вскричала Голубка. — И вы приехали наказать господина Джейми? Вы хотели этого с самого начала? Какой же вы храбрый! — Она опустилась в кресло, с обожанием глядя на него. — Каким храбрым надо быть, чтобы сделать это для нас!
— Удивительно неразумно, — пробормотала Ли.
Он бросил на нее мимолетный взгляд. Потом улыбнулся Голубке: