– Добрый день, господа! – перекрикивая ветер, сказала она. – Я дверь пока прикрою, право же, дует! – и невозмутимо захлопнула дверь бомбардировщика за собой.

Послышалось протестующее блеяние козы, ветер в самолете стих, бумаги с шелестом посыпались на ошеломленно пялящихся на загадочное видение мужчин.

– Прошу прощения за нежданный и поздний визит. – видение светски улыбнулось. Говорило оно… она… на великолепном хохдойч39 с едва уловимой старомодностью речи – также говаривала бабушка Гюнтера, баронесса фон Кройц. – Мне весьма неловко, но увы, у вас на борту есть нечто вовсе вам не принадлежащее. – стуча сапогами, видение русской капитанши проследовало прямо к валяющемуся на полу заключенному. Неодобрительно покачала головой, бросив осуждающий взгляд на гестаповского лейтенанта – под этим взглядом неподвижный, как статуя, лейтенант вжал голову в плечи. Стряхнула лежащую на плече скатку – и парой быстрых движений закатала заключенного в плащ-палатку. Столь же легко и изящно изъяла у гестаповца планшет с бумагами. – Еще раз прошу прощения за беспокойство. – она улыбнулась, с натугой взвалила заключенного на плечо и направилась обратно к дверям.

– Вы… вы не можете уйти! – вдруг вырвалось у Гюнтера. «Боже, что я такое говорю? И с кем?»

– Задержаться я не могу. – ответила ему русская. – У меня там коза привязана.

– Стой! – очнувшийся гестаповец прыгнул за ней.

Мир словно мигнул. Еще мгновение назад безумное видение русской капитанши было совсем рядом… и тут же очутилось у самой двери.

– Приятного полета! Auf Wiedersehen, mein Herren! – она повернула ручку и… вместе со своей ношей выпрыгнула из самолета. Снаружи донеслось протестующее блеяние.

– Нееет! – заорал гестаповский лейтенант и ломясь сквозь бьющий в лицо вихрь, рванул к распахнутой двери. – Бабах! Бабах! Бабах! – его пистолет раз за разом плевал огнем. Гестаповец разочарованно взвыл, зацепился за край двери, почти целиком высунувшись наружу. – Бабах! – руку дернула отдача, нога поехала…

Опомнившийся стрелок подскочил к нему, ухватил за пояс и дернул обратно. Второй стрелок, рискованно изогнувшись, сумел таки захлопнуть дверь. Во вновь наступившей тишине слышно было как сипло дышит гестаповец.

– Зачем? Зачем вы меня удержали? – прохрипел он.

– Вы чуть не погибли! – заорал на него стрелок.

– А так что? – гестаповец поднял голову – в глазах его была мертвая безнадежность. – Как думаете, что станется с нами, господа, когда мы прилетим в Берлин и скажем… скажем, что в самолет постучалась русская летчица с козой… и забрала заключенного?

Гюнтер поглядел на вымазанный кровью пол, где лежал заключенный – и позавидовал обвисшему на своем пулемете «верхнему» стрелку. Для того уже все закончилось.

***

Что-то влажное прошлось по щекам. Он попытался уцепиться за окружающую его темноту: приходить в себя не хотелось. Да и кому хотелось бы, если здесь тишина и покой и даже… даже невыносимая боль вроде притупилась, перестав перемалывать каждую пядь кожи железными зубами. А там – снова цементный пол камеры, скользкий от его собственной крови, и вопросы, и боль, боль, боль, и снова надо держаться, держаться…

– Я бы с удовольствием дала вам еще полежать, но увы, мы ограничены во времени.

Голос был молодой, женский и говорил по-русски. Сам по себе русский язык ничего не значил – гестаповцы обращались к нему и так, и эдак, но… над головой увлеченно щебетала какая-то птаха, лежал он на мягком, а пахло… не горячим железом и кровью, не ужасом и собственным потом, пахло… разогретыми на солнце елками. И травой.

Он медленно, неуверенно открыл глаза и чуть повернул голову. Лежал он на нарубленных еловых лапах, укрытых плащ-палаткой. Молодая черноволосая девушка в советской летной форме медленно вела ладонями по его груди и что-то тихонько бормотала под нос. От ее рук шло тепло, а терзающая его боль откатывалась, сворачиваясь в крохотный шарик.

– Очнулись? – девушка убрала ладони и испытывающее посмотрела ему в лицо. Глаза у нее были зеленющие, как сочная трава. Девушка козырнула. – Капитан Хортица, 46-й гвардейский ночной бомбардировочный. – и шкодливо улыбнулась. – Если угодно, «Дунькин полк»40. А вы… товарищ Васильев, если не ошибаюсь? – обращение «товарищ» в ее устах звучало с едва уловимой чуждостью. – До войны были ассистентом товарища Ландау41 в Харьковском физико-техническом институте?

– Гражданина Ландау. – поправил он, пытаясь приподняться на локтях. Надо же – получилось! Почти. – Вы же знаете, дело против Льва Давыдовича не закрыто.

– Не о том сейчас речь. Что ж вы, товарищ Васильев? Вы ж должны были еще в 41-м эвакуироваться.

– Не успел. – от накатившейся слабости откидываясь на еловые лапы, прохрипел он.

Летчица немедленно снова положила ладонь ему на грудь и стало легче.

– Не успели, так надо было тихо сидеть и искать способы убраться подальше. А не в подпольщики подаваться. – наставительно сообщила капитан. – Право-слово, при вашем ясном инженерном разуме это все едино что микроскопом гвозди заколачивать. Своими чертежами вы гораздо больше немцев убьете, чем автоматом. Немцы, как вы уже сами поняли, это тоже прекраснейшим образом разумеют. Хорошо, мы вовремя узнали, что вас перевозят.

– Как… как вы меня вытащили? – задыхаясь, спросил он.

– Не все ли равно? Гораздо важнее, куда мы вас потащим теперь! – засмеялась она и тут он услышал рокот колес. Армейский грузовик, тяжело переваливаясь, выкатил на поляну. С пассажирского места выскочила изящная блондинка, тоже в летной форме с не по-уставному выпущенными из-под пилотки локонами, и помчалась к капитану Хортице с распахнутыми объятиями:

– Лизонька!

– Оленька! – так же радостно откликнулась та. – Да погоди ты обниматься! Вот, знакомьтесь, товарищ Васильев, это лейтенант Андреевская, Ольга Вадимовна. Теперь она будет вами заниматься.

– Ох, бедненький! – лейтенант опустилась рядом с ним на колени и лицо ее сморщилось от жалости. – Ну, какие же… фашисты, одним словом, другого и нет! Ну ничего, у меня в машине санитарный пакет, а там и доктор посмотрит.

– Где? – едва успел спросить он.

– В Москве. – просто ответила она. – Лев Давыдович очень вас ждет. И не только он. Владимир Федорович, поторопитесь!

Из машины вылез звероватый, похожий на вставшего на дыбы медведя, шофер, неприязненно зыркнул на капитана, на что та не обратила ни малейшего внимания, подхватил Васильева на руки и поволок к машине.

– Погодите! Пожалуйста! – только и успел прокричать тот и когда его носильщик остановился, слабым жестом попросил свою спасительницу подойти. – Капитан Хортица… Лиза… мы же с вами еще встретимся?

Она поглядела задумчиво – и в зеленых глазах мелькнули шальные огоньки:

– После войны? Почему бы и нет? – отвязала пасущуюся рядом козу и нырнула в лес.

– А как же она? – спросил он у лейтенанта Андреевской.

– Улетит. – пожала плечами та.

– На