– А не подскажете, как мы можем поговорить с Лилией Тимофеевной? – нетерпеливо поинтересовался Щедрый.

– С Лилией Тимофеевной? Да пожалуйста! Она живет в девятой квартире. Во-о-н та дверь, третий этаж. Я даже могу вас проводить.

– Спасибо огромное, – поспешил отказаться Рыбак. – Мы и так вас задержали.

– Задержали, не задержали, а наша первоочередная задача – помогать органам в их работе. Так что я сочту за честь внести, так сказать, посильную лепту в расследование.

Не дожидаясь ответа, Олег Сергеевич развернулся на сто восемьдесят градусов и пошагал к соседнему подъезду. Щедрому и Рыбаку ничего не оставалось, как последовать за ним.

Набрав код на домофоне и дождавшись хриплого «Да» в ответ, Олег Сергеевич сказал:

– Лилечка, тут с тобой товарищи из полиции хотят поговорить по поводу Наны и ее жениха. Пустишь нас?

Дверь запищала, предлагая гостям войти. Олег Сергеевич поднимался по лестнице медленно, ступая одной ногой и подтягивая к ней другую, и Рыбаку стало совестно, что они эксплуатируют такого возрастного свидетеля.

– Может, мы все-таки сами? – спросил он.

– Да вы не подумайте, – бойко отозвался дедушка. – Я ей специально фору даю, чтобы она, значит, марафет навела. Сами увидите.

И действительно, после довольно продолжительного ожидания под дверью им открыла миловидная женщина, которой на вид нельзя было дать больше шестидесяти, – рядом с ней бравый Олег Сергеевич казался сморщенной картофелиной. Стройная, с одуванчиком рыжих волос, в белом брючном костюме, украшенном золотой брошью в виде цветка с перламутровыми лепестками, и с белоснежной тростью с золотой рукоятью, скорее модным аксессуаром, чем средством реабилитации, Лилия Тимофеевна напоминала французскую актрису, портрет которой Рыбак видел в Пушкинском музее, куда попал стараниями Аси[22].

Олег Сергеевич прямо-таки остолбенел от такой красоты.

– Лилечка Тимофеевна, – простонал он и замолчал. Щедрый решил взять бразды правления разговором в свои руки.

– Здравствуйте! Нас интересует Тимофей Куцак, жених Наннерль Серовой.

– Тимофей, как говорите, его фамилия?

– Куцак, – терпеливо повторил Иван.

– Нет, – женщина покачала головой, – не слышала о таком. Фамилия очень уж необычная, я бы обязательно запомнила.

– Как же, Лилечка! – возразил Олег Сергеевич. – Ты сама мне третьего дня рассказывала, что убили Наночкиного жениха.

– Так я рассказывала про певца, Фигаро, а про Куцака и слыхом не слыхивала. Дело, конечно, молодое, вокруг меня когда-то тоже много молодых людей вилось…

Лилия Тимофеевна мечтательно прикрыла глаза, обещая всем своим видом выдать не меньше десятка историй о своей юности.

– Посмотрите, пожалуйста, – Рыбак нашел в смартфоне фотографию Фигаро, присланную ему Лебедевым, и показал женщине.

– Ну-ка, ну-ка… – Она с видимым недовольством вынырнула из воспоминаний, взяла телефон в руки, всмотрелась в изображение, затем сходила в комнату и вернулась в очках. – Так, значит, говорите, его звали Тимофей Куцак?

– Вы подтверждаете, что этот человек являлся женихом Наннерль Серовой? – официальным тоном спросил Щедрый.

– Этот, этот, – горестно покивала Лилия Тимофеевна. – Бедная Наночка…

– Почему – бедная? – спросил Рыбак.

– Так она говорила, что жених ее – иностранец, богатый, выступает в лучших залах Европы, она переезжает с ним в Австрию, у него дом в Венском лесу… Ой, а что же это мы стоим в дверях? Вы проходите, проходите. Чай будете? Кофе не держу – гипертония.

– Чай – это замечательно! – обрадовался Олег Сергеевич. – Прошу, молодые люди! – И он приглашающим жестом указал на коридор, ведущий в кухню.

Иван понимал, что чаепитие грозит удлинить беседу вдвое, если не втрое. Ему было немного тревожно за оставленную на попечении Лебедева Асю, но интуиция подсказывала – игра стоит свеч, информация Лилии Тимофеевны может внести ясность в темное дело Фигаро, потому согласился и за себя, и за Щедрого:

– От чая не откажемся.

Они прошли в крохотную опрятную кухоньку и с трудом втиснулись между столом и стеной на табуретки, покрытые цветастыми стегаными подушками в стиле пэчворк.

Щелкнув кнопкой электрического чайника, Лилия Тимофеевна принялась споро накрывать на стол, попутно рассказывая о судьбе женщин из соседнего подъезда. Предыстория о бабушке-пианистке и белом рояле Рыбаку была известна, поэтому слушал он вполуха, обдумывая варианты возможного местонахождения Наны. Андрей Хромов, последний из труппы «Моцарта и Сальери», квартиры матери и Фигаро однозначно отпадают. Скрипачка не дура и знает: если ее будут искать, то там – в первую очередь. Вокзал и аэропорт – тоже. Тогда где? Коллеги по работе? Друзья по университету? Десятки разных мест, вычислить которые, не изучив досконально личность преступницы, ее связи и контакты, нереально. Остается ждать и надеяться, что она совершит ошибку, подобную сегодняшней. Ведь не попытайся она отравить Кристину, убийства могли сойти ей с рук: убийца Куцака полицией задержан, отравления же можно переквалифицировать в несчастный случай, которые нередко случаются с людьми, употребляющими наркотики. Наркоманом больше, наркоманом меньше. Доказывать, что жертвы наркоманами не являлись, бесполезно. Общеизвестно, что даже единственный, самый первый раз может привести к летальному исходу.

Конечно, оставался еще маленький шанс, что Серова никого не травила и все происшедшее – череда невероятных совпадений. Но Рыбак был реалистом и в подобные совпадения не верил.

Аккуратный толчок локтем в бок заставил Ивана вернуться в крохотную кухоньку – Щедрый, заметив отсутствие активности с его стороны, приглашал то ли вернуться к разговору, то ли приступить к чаепитию. А чаепитие готовилось с размахом – на столе красовались и пирог с какими-то ягодами, и горка загорелого печенья, посыпанного жареными орехами, и конфеты в вазочке, и клубничное варенье…

Но тут Щедрый все испортил:

– Вы извините, Лилия Тимофеевна, нам при исполнении категорически запрещено все это. Чаю еще куда ни шло, мы выпьем и побежим. А вас оставим в компании с Олегом Сергеевичем. Устроит такой вариант?

Судя по потупленному взору женщины и торжествующему виду мужчины, вариант обоих устраивал.

– Вы нам только расскажите, как в квартире Наны появился Фигаро.

– Так я и рассказываю. Алевтина, бабушка Наночкина, при жизни дочку с внучкой не особо привечала. Даже когда мужа схоронила и одна осталась. Но перед смертью опомнилась и квартиру со всем имуществом успела внучке отписать. Конечно, по отношению к дочери, Людочке, это было не очень хорошо, но у нее же имелась своя квартира. Пусть не такие хоромы, но все-таки жилплощадь. А Наночке надо было личную жизнь устраивать. С матерью-то никак – строгая та была, с такой не забалуешь. И ведь, главное, не потому, что строгость эта соответствовала ее жизненной позиции, нет! Она таким образом Наночку наказывала за то, что та не оправдала ее надежд.